Весна умирает осенью

Оливия спустилась вниз, но к себе возвращаться не стала. Отыскав на кухне подсохший пряник, она вернулась в гостиную и подошла к книжному шкафу. Книги в нем были расставлены в алфавитном порядке, и лишь на нижней полке царил легкий хаос. Среди стопок художественных изданий и краеведческих трудов Оливия заметила несколько этюдных папок. Она взяла самую верхнюю и присела с ней на диван.

Внутри, аккуратно переложенные калькой, хранились чьи-то рисунки. Стараясь не нарушить порядка, она принялась их разглядывать.

Все работы были выполнены на плотной бумаге и явно принадлежали одному и тому же мастеру. Среди них попадались карандашные эскизы, пастельные наброски и графика, выполненная тушью. Под конец пошли и акварели: зыбкие, полупрозрачные, они были беспредметны, но при этом невероятно содержательны. В них улавливалось связанное повествование – оформленная мысль, выраженная в цвете. Мягкие оттенки не противоречили, а, напротив, дополняли друг друга, создавая живую вибрирующую материю. Оливия восторженно вздохнула – миниатюры не хотелось выпускать из рук, они вызывали в ней глубинный, почти физический отклик…

Перебирая листок за листком, она вдруг отдернула руку, словно обожглась. Сердце зачастило, затрепыхалось в груди от острого предчувствия. Боязливым движением Оливия пододвинула рисунок поближе.

На нее обрушилась ранняя весна: аромат набухающих почек и прелой земли, движение ветерка в еще обнаженных кронах, тихое постукивание дождя о прошлогодние листья. «Весна», та самая «Весна», которая совсем недавно томилась в сводчатом алькове парижской галереи «Дом». Но только… как это возможно?

Оливия потерла с усилием виски. Потом поднялась и, прихватив акварель, прошла на кухню. Щелкнула кнопка выключателя, вспыхнул резкий голубоватый свет. Она принялась изучать изображение – как же похоже, не отличишь! Только вот краски чуть свежее, чуть ярче. Левый угол рисунка, как и у оригинала, отсутствует. Вместо него на листке осталось пустое пространство.

Задумавшись, Оливия уставилась на пятно на кухонном столе. В желтоватой лужице меда застыло мушиное крылышко в радужных прожилках. Оно отсвечивало игривыми искрами, как азартные глаза мецената Марка Портмана.

«Если верить экспертизе, все это время работа хранилась в достойных условиях. Она висела в сухом помещении, вдали от прямых солнечных лучей. В результате пожара пострадал лишь незначительный ее фрагмент. Специалисты судебно-технической экспертизы, которых мы привлекли, считают, что повреждение получено около года назад…»

Тогда, во время беседы в галерее «Дом», Оливия не придала значения словам Портмана. Но сейчас они вспыхнули в памяти, натолкнув ее на внезапную догадку…

Утром она поднялась довольно поздно. Умывшись и натянув теплый свитер, вышла в гостиную, понадеявшись увидеть там Горского и задать ему наконец накопившиеся вопросы. На столе ее ждал завтрак: несколько ломтиков вареной колбасы, белый хлеб и свежий деревенский творог в узорчатой пиале.

Рядом лежала записка: «Надеюсь, вы отдохнули и чувствуете себя лучше. Днем зайдет патронажная сестра, она вас осмотрит. Поешьте поплотнее, буду только к обеду – надо появиться на работе, я же все-таки директор…»

Наполняя водой чайник со свистком и пытаясь отыскать в кухонном шкафу заварку, Оливия думала о том, как ей повезло. Ведь Горский мог оказаться человеком совсем другого склада, и она до сих пор лежала бы в больнице – без документов и без внятных перспектив. Конечно, можно было бы сообщить о случившемся Родиону, он бы всех на ноги поднял. Прилетел бы сюда и принялся бы решать ее проблемы. Но этого ей совсем не хотелось… Она и так в душе сожалела, что не послушала его: в конце концов, ну что она сможет тут разведать? Добытые с таким трудом факты на деле были лишь ничем не подтвержденными догадками. И в нынешнем состоянии докопаться до истины ей вряд ли удастся…

Взяв кружку с едва заварившимся чаем, она вернулась к круглому столу. Пододвинула к себе пиалу с творогом и принялась за завтрак. В эту минуту в дверь постучали.

В глубине дома залаял Бром. Оливия вышла в сени и отомкнула изнутри замок. На пороге стояла румяная пожилая женщина в горчичном пуховом пальто и вязаной шапке. В руках у нее был медицинский чемоданчик.

– Антонина, – представилась она, мягко улыбнувшись. – А вы, наверное, и есть француженка?

Кивнув, Оливия пригласила ее войти.

Женщина стянула растрескавшиеся сапоги на манной подошве, повесила пальто на крючок и уверенно проследовала в гостиную. Чувствовалось, что в этом доме она не впервые.