Весна умирает осенью

– Завтракаете, значит, – одобрила она, усаживаясь за стол. – Это очень хорошо. Видимо, дело идет на поправку. Мне Илья Осипович выписной эпикриз по телефону зачитал – в общем, ничего страшного. Легкое сотрясение, переломов нет…

– Кто? – переспросила Оливия.

– Илья Осипович, – повторила женщина. Для меня-то он просто Илья. А как вы вообще себя чувствуете? С памятью все нормально? Когнитивные нарушения есть?

– Память есть, нарушений нет, – машинально ответила Оливия, пытаясь осмыслить услышанное.

– Ну и славно. Давайте я вам давление померяю, пульс проверю… Спите хорошо?

– В целом да. Скажите, а вы Илью давно знаете?

– Да сто лет в обед! Родители наши дружили. Мама моя еще при Осипе Семеновиче в музее экскурсоводом работала. Они оба из спецпоселенцев были, давно друг друга знали…

– Осип Семенович – это отец Ильи?

– Ну да. Он ведь, как и я, в прошлом медработник. Но после переезда в Зиминск предпочел заняться преподаванием. Насмотрелся на страдания в лагерях, столько невинных людей похоронил… Не хотел больше со смертью дело иметь. Начал детишек французскому обучать, а потом ему должность директора музея предложили.

– Выходит, Илья по его стопам пошел?

– Династия! – удовлетворенно кивнула Антонина. – Только вот музей их сейчас в страшном упадке – после прошлогоднего пожара все никак не восстановится. Нижний этаж совсем не пострадал, а вот верхний почти целиком сгорел… Эх, столько редких картин пропало! Хорошо хоть Штерн этого не видит, царствие ему небесное. Он ведь всю душу в музей вложил, по крупицам экспозицию собирал.

– Да, Штерн, – без всякого выражения повторила за ней Оливия и уставилась в окно.

– Ох, запутала я вас, – спохватилась женщина. – Илья ведь фамилию матери носит, так решили в свое время его родители. В год, когда он родился, поднялась очередная волна антисемитизма, и фамилия Штерн начала у многих вызывать подозрения. Дело в том, что тогда много писали о деле Еврейского антифашистского комитета. В пятьдесят втором был громкий процесс, всех расстреляли. А вот женщину-ученого, Лину Штерн, приговорили к ссылке. Потом ее реабилитировали и восстановили в звании академика… Так вот, кто-то из местных пустил слушок, что наш Штерн – ее родственник.

– Почему?

– А она тоже жила и училась в Европе. В Швейцарии, кажется. А потом вернулась в СССР. Правда, намного раньше, чем Осип Семенович… Однако в детали никто не вникал – навесили ярлык, да и все. В результате и Илья, и Танюша с детства носят фамилию матери.

– А… Танюша сейчас где?

– Как где? – лицо женщины вытянулось. – Наверху должна быть… Я вот сейчас вас осматривать закончу и к ней поднимусь. А Илья-то, что ж, вам ничего не рассказал?

– Я проспала вчера весь день, – смутилась Оливия, – мы и поговорить толком не успели…

– Ну да, ну да, – понимающе закивала женщина, – вы же слабенькая еще. Ничего, скоро поправитесь. Илья в отца пошел: порядочный, чистосердечный, сильный духом человек. Он много людям добра сделал… Думаю, вы для него сейчас – своего рода отдушина: и про Францию поговорить, и от беды своей хоть на время своей отвлечься.

– А что у него случилось? – поинтересовалась Оливия.

– Не мое это, конечно, дело, – смутилась женщина. – Илья должен бы сам вам рассказать, но тема для него слишком болезненная. Понимаете, Танечка… она всегда немного не от мира сего была. Тихая такая девочка, мечтательная. Чудесно рисовала. Но родители настояли, чтобы она в науку пошла – тогда это было принято. Танюша два высших получила, кандидатскую защитила. Замуж, правда, так и не вышла. Долго работала в каком-то НИИ в Академгородке, а потом, когда наукограды наши начали нищать без финансирования, вернулась в Зиминск. Родители ее уже состарились – Танюша ведь поздний ребенок. Она выхаживала их до самой смерти, подрабатывала, чем могла. Затем Илья устроил ее в кондитерский кооператив, который возглавлял его бывший одноклассник.

– «Сибирский метеорит»?

– Да-да, метеорит… Там дела поначалу неплохо шли, а потом у владельца финансовые проблемы начались. Но уволилась Танюша не поэтому.

– Илья говорил, что по болезни…

– По болезни, да по какой. Началось все с сильной утомляемости. Но Таня значения этому не придала – а кто не устает? Потом начала часто подворачиваться нога. Сходила к врачу, ничего не обнаружили. Еще через несколько месяцев начали неметь стопы, стало тяжело ходить. Илья забеспокоился, повез ее на обследование в Новосибирск. Там после нескольких консилиумов поставили диагноз: БАС, прогрессирующее заболевание нервной системы. Эта болезнь поражает нейроны мозга, отвечающие за движение. Постепенно человек теряет способность двигаться, самостоятельно есть. А потом и дышать.

– Господи… И ничего нельзя сделать?

– Увы. Деградация мышц происходит стремительно. Человек угасает на глазах, при этом его способность мыслить, слышать, осязать сохраняется. У многих на этом фоне обостряются творческие способности – люди стремятся уйти в другую реальность, чтобы не думать о том, какой их ждет конец.

– Но погодите… А лекарства? Неужели нет эффективных средств?