Сейчас японская литература настолько популярна в России, что она, так или иначе, способна оказать влияние на многие литературные процессы и культурные события в стране. Почти у каждого российского читателя теперь есть свой любимый японский автор и свои воззрения на природу японской словесности и ее достоинства. О японской литературе пишут не только японоведы-филологи, но и литературоведы, критики, философы и эссеисты самых разных направлений. Попробуем разобраться в том, как это начиналось и изменялось, — от первого знакомства до первого высокопрофессионального взгляда на предмет.
Из приведенных здесь памятников самое раннее и красноречивое мнение о японской словесности и ее письменности представляет, вероятно, цитата из «Космографии 1670»: «Азбука у них никакого нет. Токмо некие вымышленные точки пишут и тому научены».
Триста с лишним лет отделяют эту старинную цитату от современных исследований тех «вымышленных точек», из которых складываются многочисленные страницы японской литературы, и за это время отношение и оценка этой литературы в России претерпели серьезные изменения.
Впрочем, «современной» история исследований японской литературы стала довольно давно. Ее предыстория окончилась в 1920 г., когда в Петрограде был напечатан очерк С.Г. Елисеева «Японская литература»[146]
, похожий по форме и протяженности на краткую монографию. Сейчас, из XXI в., этот очерк можно оценить как новаторский труд, открывающий новую эру не только в отечественном японоведении, но и вообще в «способе чтения» японской литературы в России. Одновременно эта работа некоторым образом подвела черту под предшествующим этапом знакомства российских читателей с японской словесностью, предлагая иные очертания мира японской литературы и другие способы его видения.О том новом (и до сих пор не утратившем важность), что внес очерк С.Г. Елисеева в изучение японской литературы, мы собираемся сказать ниже, сначала же мы имеем в виду предложить читателю краткое описание предшествующего этапа, т. е. хотя бы назвать наиболее важные книги, обозрения и очерки, касающиеся японской литературы за последние двести с лишним лет российской истории — труд по освоению и изучению этого аспекта истории российского японоведения до XX в. еще практически не начат.
Об этом мало пишут историки отечественной науки, ставя только безжалостный диагноз всему, что публиковалось в России до 20-х гг. XX в. из области японской литературы, — «вторичное», «ошибочное», «вводящее в заблуждение». Но ведь и мы, современные японоведы, мягко говоря, не всегда оригинальны и непогрешимы, а то, что нам теперь кажется ошибочным, некогда составляло общепринятую истину и уже поэтому заслуживает внимания как факт истории отечественной культуры.
Оговоримся, что и здесь мы сможем затронуть лишь некоторые из «предъяпоноведческих» работ прошлого, а также лишь отдельные аспекты тех новых идей, культурологических и философских принципов, что были сформулированы в аналитическом очерке С. Елисеева.
Раньше мы уже рассказали в самых общих чертах, каково было состояние знаний и представлений о Японии в России начиная с XVII и до середины XIX в., какой виделась российскому читателю Япония до появления феномена профессионального востоковедения. Теперь, ограничив круг затрагиваемых предметов до собственно литературы, попробуем рассмотреть историю восприятия и оценки японской литературы в России.
Сведения о японской словесности как таковой и об основных ее памятниках тоже появились в русской культуре достаточно давно. Как всякая иная информация того времени о Японии, эти сведения на первых порах тоже опирались главным образом на переводы и ранние подборки из нескольких переводов, прошедшие концептуальную обработку переводчика, — о рукописных космографиях XVII в. и печатных изданиях, посвященных Японии, в немалом количестве появлявшихся в России XVIII в., мы говорили подробнее в других частях книги.
При этом сведения о японской литературе долгое время оставались второстепенными, помещаемыми где-нибудь в разделе этнографических примет, вроде формы прически или традиционной кухни. Попробуем проследить изменения в этой области начиная по возможности с наиболее ранних источников.
Итак, в самый ранний период знакомства Россия заимствовала свои знания и представления о японской культуре и литературе из-за границы. Коротко перечислим некоторые из уже упоминавшихся в предыдущих главах важнейших работ: старейшие европейские письменные памятники этого круга, — это, в частности, описание Марко Поло, впервые упомянувшего «народ Зи-пань-гри» («Зипангу», «Зипанери»), или письма и рассказы португальских и других миссионеров XVI–XVII вв., писавших из Японии или после возвращения на родину. Их послания вошли в иезуитские «Epistolae Japonicae» и были изданы в Европе.