В Москве сейчас Николай Иосифович [Конрад], с которым мы часто видаемся. Он составил большую работу «Антология японской литературы»[310]
, но напечатать ее очень трудно. К вам в Японию попадают все труды наших стариков, которые отживают свой век. «Востоковедение», стяжавшее громкую славу за границей, в СССР не популярно. Оно одной ногой стоит в гробу, другой же старается то ковылять вслед за Комсомолом, то лягать Коммунизм. Это почти что выжатый лимон Фридриха «Великого». <…>Олег Плетнер.
Москва, 6 января 1927 г.
Дорогой Орест!
<…>
Свои произведения я не посылаю, жду выхода своей последней книги «Аграрный вопрос в Японии». Ее направлю. Свой учебник присылай. Кстати <…> Марра (вспомнил, раз заговорили о востоковедении); напрасно смеются «Индоевропейцы», ибо им нанесен жесточайший удар. Ироническое отношение или «несколько» ироническое отношение западных ученых к теории Марра свидетельствует только о косности этих ученых. Lux ex Oriente — из СССР пойдет новая лингвистика. Ты тоже не совсем правильно уясняешь теорию Марра. Он не выставляет новый праязык, а отрицает существование вообще т. наз. праязыков. Яфетодология расширилась вообще до палеонтологии речи. И пусть смеются <нрзб> западники-индоевропейцы: она все-таки вертится.
Я тут переиздал домашним способом (в нашем издательстве) два учебника по яп. языку (учебники вышли под моей редакцией и с моим предисловием, их, может быть, пришлю вместе с «Аграрным вопросом»).
В этом году очень хотелось бы посетить Японию, поесть gyu-nabe[311]
и выпить сакэ (хотя я совсем не пью из-за сердца, но сакэ все же выпил бы), но боюсь, что задержит режим экономии.Привет Кику-сан и Светлане[312]
(кстати, почему Светлана?).Твой Олег.
Ленинград, 7 марта 1929 г.
Дорогой Орест! Сегодня получил ужасную телеграмму из Москвы: Олег умер. Трудно говорить, но это факт. Собираемся сегодня выехать в Москву, но на вечерние поезда не было мест. С другой стороны, боюсь за свои нервы, они страшно натянуты. Я, хотя и был подготовлен длительной болезнью Олега, но все же думал, что смертный исход, несмотря на тяжелое положение, маловероятен, вернее, не хотел об этом думать и закрывал глаза на то, что Олег уже с прошлого тебе письма от меня безнадежен. У него было очень плохое сердце. <…> Не могу понять и объяснить столь бессмысленную смерть столь молодого человека. Ужасно. Женя[313]
, конечно, в ужасном виде. <…>Пиши чаще. Нас теперь осталось два брата[314]
, будем же поддерживать теснее связь, а может быть, в скором времени, увидимся.Целую тебя.
Твой Ю. Плетнер[315]
.Москва, 21/XII 62.
Дорогой Орест Викторович!
Когда это письмо дойдет до Вас, на листках наших календарей цифра «2» уже сменится цифрой «3». Вы как-то писали мне, что недоумеваете, почему такая смена цифр вызывает у людей какие-то особые эмоции. Вполне понимаю условность понятия «новый год», но все же не могу не воспользоваться этим понятием для того, чтобы лишний раз пожелать Вам и Вашей милой семье мирной, спокойной — внешне и внутренне — жизни.
Недавно пришло Ваше письмо. Еще в конце весны было также от Вас письмо. Да, действительно, я долго не отвечал Вам. Вернее — не писал, потому что наша переписка не есть «вопрос-ответ», — просто — дружеский разговор друг с другом независимо от всякого повода.
Долго же не писал Вам отнюдь не оттого, что как-либо забывал Вас или не о чем было писать. Жизнь заполнена суетой. Ее даже больше, чем работы. Хотя и работы — сверхдостаточно. И притом — очень разной. Мне приходится принимать то или иное участие в общих работах в области литературоведения, языкознания и истории. Все это даже отдвигает далеко на задний план собственную работу.
Не знаю, верно это или нет. Не хочется верить, но некоторые наши ученые, бывающие в Париже и имеющие дело с ЮНЕСКО, т. е. встречающиеся с Вадимом[316]
Елисеевым (он — главный организатор «Истории научного и культурного развития человечества»), заявляют, что Сергея Григорьевича уже нет на свете. И чуть ли уже довольно давно. Проверить эти сведения я пока не имею случая. Может быть, Вы можете что-либо сказать?Недавно мне удалось прослушать магнитофонную запись собрания, устроенного в память Николая Александровича Невского его учениками. Запись эта была доставлена мне здешним представителем газеты «Асахи», и так как она предназначалась для Нелли[317]
, я отослал ей. Прослушать самому мне не пришлось, так как магнитофона у меня нет.