Они были повсюду, куда ни глянь, по всей залитой звездным сиянием равнине. Возле ракеты их поток разбился надвое. Площадку вокруг корабля они не тронули. Я предположил, что можно было остаться на земле, в пределах безопасного сектора, но в таких ситуациях предположениям грош цена.
Они топтали лагерь чуть меньше часа. Когда все закончилось, мы спустились, чтобы оценить масштабы катастрофы. Животные в клетках, стоявших рядом с ракетой, были целы и невредимы. Из всех палаток осталась одна. На столе по-прежнему горел фонарь. И все, больше ничего не уцелело. Провизию смешали с землей. Почти все оборудование исчезло или пришло в негодность. Почва по обе стороны от палатки была похожа на небрежно вспаханное поле. Хаос, да и только.
Короче говоря, у нас появились серьезные проблемы.
Наша с Кемпером палатка пережила нашествие, так что отчеты уцелели. Подопытные зверьки выжили. Вот и все, что у нас осталось: зверьки да отчеты.
– Дайте мне еще три недели, – сказал Вебер. – Всего лишь три недели, и я закончу работу.
– Нет у нас трех недель, – ответил я. – Еды не осталось.
– А в ракете?
– Это на обратный путь.
– Можем потуже затянуть пояса.
Он с мольбой посмотрел на нас, на каждого по очереди – мол, давайте затянем пояса потуже, – и добавил:
– Лично я эти три недели готов вообще ничего не есть.
– Можем питаться этими тварями, – предложил Парсонс. – Почему бы не рискнуть?
– Рано, – помотал головой Вебер. – Через три недели, когда я разберусь с анализами, этот вопрос прояснится. Может, по пути домой нам не понадобятся корабельные запасы. Забьем несколько тварей и будем питаться ими всю дорогу до Кафа.
Я посмотрел на остальных, уже зная, что́ увижу в их глазах. И сказал:
– Ну ладно. Попробуем.
– Тебе вообще все равно, – тут же встрял Студент. – У тебя диетический рацион.
Парсонс схватил его за грудки и встряхнул так, что у Фуллертона чуть глаза не выпали:
– О его рационе у нас говорить не принято. – И отпустил.
Мы выставили двойной караул (после набега от сигнализации ничего не осталось), но спать никто не мог. Слишком уж мы расстроились.
Лично меня тревожил тот факт, что бычки решили на нас напасть. На планете не было ничего, что могло бы их напугать. Никаких других животных. Никакого грома или молнии, – похоже, здесь всегда была одинаково хорошая погода. И, судя по нашим наблюдениям, вывести этих тварей из себя было попросту невозможно.
Но я твердил себе: все это произошло не просто так. К тому же они неспроста подходят к нам, падают и умирают. Чем же они руководствуются – разумом или инстинктом?
Этот вопрос тревожил меня больше всего. Той ночью я глаз не сомкнул.
На рассвете к остаткам лагеря подошел очередной бычок. Упал и умер с самым довольным видом.
Мы обошлись без завтрака. В полдень никто не стал вспоминать про обед, так что без него мы тоже обошлись.
Ближе к вечеру я полез в ракету за продуктами для ужина, но вместо них нашел пятерых панкинов. Таких упитанных панкинов я в жизни не видел. Они прогрызли упаковки с едой и сожрали все подчистую. Мешки валялись пустые. Панкины даже умудрились снять крышку с кофейной банки и сгрызли весь кофе до зернышка.
Короче, в углу сидели пятеро просветленных панкинов и глазели на меня, благостно помаргивая. Обычного шума они не подняли. Может, понимали, что нашкодили. А может, просто встать не могли. Ну, хотя бы раз в жизни наелись досыта.
Я же просто стоял и смотрел на них. И наконец понял, как они пробрались в ракету. Винить нужно было не их, а меня. Если бы я отвязал ту веревку, провиант остался бы цел. С другой стороны, эта веревка спасла наши с Вебером жизни, и я никак не мог определиться, казнить себя или миловать.
Потом подошел к панкинам, рассовал троих по карманам, а двоих взял в руки. Спустился на землю, вернулся в лагерь, высадил зверьков на стол и сказал:
– Вот, полюбуйтесь, кто сидел в ракете. Потому-то мы их и не нашли. Они забрались по веревке.
– Толстые. – Вебер задумчиво смотрел на них. – Нам что-нибудь оставили?
– Ни крошки. Слопали все, что было.
На мордах у панкинов было написано абсолютное счастье. Видно было, что они рады снова оказаться в нашем обществе. В конце концов, они съели все, что нашли, и причин оставаться в ракете больше не было.
Парсонс схватил нож и направился к бычку, откинувшему копыта сегодня утром.
– Повязывайте слюнявчики, – бросил он на ходу.
Вырезал из туши несколько здоровенных стейков, бросил их на стол и раскочегарил походную кухню. Как только он занялся готовкой, я удалился к себе в палатку, ибо за всю жизнь не нюхал ничего вкуснее этих стейков.
Раскрыл диетический набор, намешал порцию липкой дряни и, едва не рыдая от жалости к себе, принялся запихивать ее в рот.
Через какое-то время пришел Кемпер. Сел на койку и спросил:
– Будешь слушать?
– Давай рассказывай, – неохотно разрешил я.
– Это было круто. В одном стейке – сразу несколько блюд, да каких! Три разновидности красного мяса, сколько-то рыбы и еще что-то вроде лобстера, только вкуснее. И еще фрукт с куста у него на спине…
– А завтра упадешь и умрешь.