Ветер чужого мира

В таком месте плуг пахаря или башмак бродяги не потревожит муравьиную жизнь, бессмысленно текущую миллионы лет, с тех времен, когда на земле не было никого похожего на человека; зародившуюся задолго до того, как на планете возникла первая абстрактная мысль. Жестко упорядоченное, застойное бытие, не имеющее иной цели, кроме выживания муравьиной общины.

И теперь кто-то разорвал этот круг, направил судьбу насекомых по другому пути, открыл им секрет колеса, тайну выплавки металла… Этот муравейник – пробка, сорванная с бутылочного горлышка прогресса. И это только почин. Как много еще будет снесено цивилизационных тупиков?

Возможно, один из таких сдерживающих факторов – давление голода. С лихвой обеспечив себя провиантом, муравьи смогут тратить свою жизнь не только на бесконечный поиск средств к существованию.

Еще один вид встал на путь развития. И развиваться ему предстоит на социальной основе, созданной задолго до того, как в существе по имени человек впервые зашевелилась тяга к совершенствованию.

К чему это все приведет? Каким будет муравей через миллион лет? Может ли муравья и человека связать взаимовыгодный интерес, как получилось у человека и собаки?

Грант покачал головой: что-то не верится. И у собаки, и у человека бежит по жилам кровь, а человек и муравей – совершенно разные формы жизни, вряд ли им когда-нибудь удастся понять друг друга. Нет у них общего интереса, что сдружил человека и собаку еще в палеолитические времена, когда они вместе дремали у костра, а кругом во тьме рыскали хищные блестки глаз.

Грант скорее почувствовал, чем услышал шорох травы под ногами. Он вскочил, резко развернулся и увидел перед собой мужчину. Долговязый, сутулый; руки как окорока, но пальцы белые, гладкие, чуткие.

– Ты Джо? – спросил Грант.

Мужчина кивнул:

– А ты тот, кто меня выслеживает.

– С чего ты взял, что тебя? Может, просто кого-нибудь вроде тебя.

– Кого-нибудь не такого, как все, – уточнил Джо.

– Почему ты вчера убежал? – спросил Грант. – Я хотел тебя поблагодарить за починку пистолета.

Джо смотрел и молчал, и не было на его губах улыбки, но все же Грант чувствовал, что этому человеку смешно – невероятно смешно по какой-то таинственной причине.

– Вот скажи, – попросил Грант, – как ты узнал, что пистолет сломался? Следил за мной?

– Слышал, как ты думал о нем.

– Ты слышал мои мысли?

– Ага, – сказал Джо. – И сейчас слышу.

Грант рассмеялся, но получилось натужно. Как ни абсурдно прозвучало признание этого человека, в нем есть логика. Чего-то такого и следовало ожидать. И даже чего-то большего.

– Это твои? – указал он на муравейник.

Джо кивнул, и его губы дрогнули.

– Что смешного? – буркнул Грант.

– Я не смеюсь, – ответил Джо, и отчего-то Гранту стало стыдно – как мальчишке, который совершил опрометчивый поступок и получил за это шлепок.

– Тебе бы стоило опубликовать твои записи, – сказал Грант. – Возможно, они коррелируют с работой, которую ведет Вебстер.

Джо пожал плечами:

– Нет у меня записей.

– Нет записей?!

Долговязый подошел к муравейнику, постоял, глядя на него.

– Небось догадался, зачем я это сделал.

Грант мрачно кивнул:

– Есть предположения. Скорее всего, это научное любопытство. Или сочувствие к низшей форме жизни. Возможно, ты не считаешь, что человек, сумевший уйти в отрыв, получил монополию на развитие.

У Джо глаза блеснули под солнцем.

– Любопытство? А что, пожалуй. Я об этом как-то не думал. – Он опустился на корточки. – Ты когда-нибудь задавался вопросом, почему муравей продвинулся так далеко и вдруг застрял? Почему создал почти идеальную социальную организацию и успокоился на этом? Что заставило его остановиться?

– Ну, в частности, давление голода.

– А еще зимняя спячка, – добавил долговязый. – Гибернация стирает память, накопленную за предыдущий сезон. И каждую весну муравей вынужден начинать сначала, с чистого листа. Никакой возможности учиться на ошибках, получать пользу от добытых знаний.

– Поэтому ты их кормишь…

– И отапливаю муравейник, – сказал Джо. – Они уже не нуждаются в гибернации. И по весне им не приходится начинать с нуля.

– А тележки?

– Я сделал парочку и оставил тут. Лет через десять муравьи сообразили, для чего они нужны.

Грант кивнул на дымоходы.

– До этого они уже сами додумались, – сказал Джо.

– А до чего еще додумались?

Джо устало пожал плечами:

– Понятия не имею.

– Как же так? Ты наблюдаешь за ними, хоть и записей не ведешь…

– Не наблюдаю уже почти пятнадцать лет. Только сейчас пришел, потому что тебя услышал. Не забавляют меня больше эти муравьи, знаешь ли.

У Гранта аж челюсть отпала. Спохватившись, он сжал зубы. Помолчав, сказал:

– Вот и ответ, почему ты этим занялся. Забавы ради.

На лице Джо не отразилось ни стыда, ни злости, только тоска. Как же хочется этому человеку, чтобы все забыли про муравьев! Но сказал он другое:

– Ну да. А какая еще может быть причина?

– Надо думать, с моим пистолетом тоже было забавно повозиться?

– Не с пистолетом.

«Не с пистолетом, – мысленно повторил Грант. – Ну разумеется. Не с пистолетом, дурачина, а с тобой самим. Ты его забавляешь. Вот прямо сейчас».