…Проскочив насквозь Галлиполи и в усталой спешке оставив его без внимания, они наконец прибыли на берег Дарданелл. Воды пролива были уже невидимы в ночи. Тихонин остановил «меган» под фонарем на темной, невеликой пристани Эджеабата. Они вышли из машины. На пристани усталыми тенями толпились люди, кто с машинами, кто без: все ждали молча последнего парома.
После покупки билетов Мария вернулась в машину, лишь одно сказав:
– Уже нет сил.
Опустилась на заднее сиденье, потом и улеглась, свернувшись. Тихонин предпочел остаться снаружи, чтобы не раздражать ее, усталую, собой… Паром, однако, скоро прибыл и пришвартовался. Погрузка людей и машин длилась дольше ожидания; Тихонин, сев за руль и встраиваясь в очередь, немного нервничал: хозяину ночлега в Трое он опрометчиво пообещал, заказывая номер, вселиться до полуночи…
Паром плавно прибыл в Чанаккале… Они порядком поплутали по его пустынным улицам, пока не вырвались на нужное шоссе. Время было за полночь; Троя, судя по геолокации, близилась. Тихонин нетерпеливо разогнался; огни дорожных фонарей по краям трассы слились в два пылающих жгута; потом ряды фонарей кончились, жгуты оборвались; дальний свет фар, скользнув по черному асфальту, уперся в ночь – позже Мария признавалась Тихонину: прежде, чем в свете фар вдруг вспыхнул указатель поворота на Трою, она, задремывая, показалась себе мухой, навек впечатанной в окаменевшую смолу… Следуя указателю, Тихонин сбросил скорость, повернул направо и переключил фары на ближний свет. Под колесами зашелестели, потрескивая, камешки проезжей дороги, и вскоре фары высветили у правой обочины белую вывеску с коричневыми, круглыми и ломкими, стилизованными под древнегреческие, буквами: «TROJA PENSION & CAMPING».
На крыльце неогороженного, слабо освещенного дворика-террасы Марию и Тихонина встретил хозяин, заспанный и недовольный; назвал себя Ураном, молча проводил их мимо совершенно пустой автостоянки к одноэтажному строению всего с тремя, на беглый взгляд, номерами: у каждого из них был свой, отдельный выход на террасу. Уран открыл ключом дверь одного из номеров, того, что справа, – вошел первым, зажег там свет, оставил ключ на столике у входа и ушел, ни слова не сказав. Свет в номере горел недолго: изнуренные дорогой Мария и Тихонин, наскоро скинув одежду, поспешили погасить его, упали на постель и оба сразу уснули.
Когда проснулись, утро было уже жарким, завтрак, поданный Ураном на боковой веранде, – хорош и прост, сам Уран – сдержанно приветлив. Он показал, как пройти к Музею Трои и как попасть в нее саму. Собираясь на выход, Мария взвесила на ладони книгу Фила. Укладывая ее в свою льняную сумку-торбу, слегка попеняла Тихонину:
– Ты так и не прочел. Я понимаю, было некогда… Может, ты сейчас посмотришь хотя бы несколько страниц, я укажу какие, – просто чтобы иметь представление?
– Я уже имею представление, – нехотя признался Тихонин и рассказал Марии вкратце о давнем рождественском утре в ледяном вагоне подмосковной электрички, о кем-то брошенной газете, свернутой в жгут. В осторожном своем рассказе он умолчал об эксперте по нелепостям и самого слова «нелепость» сумел избежать – заметил лишь, что в одной из познавательных статеек, где среди прочего речь шла и об археологии, упоминалось мнение некоего Филиппа Масгрэйва о якобы подлинном местонахождении Трои…
– Не изначальной, а шестой по счету, гомеровской, Трои, – сочла нужным в этом месте перебить его Мария и добавила: – Это имеет значение…
– …И упоминалось это мнение неодобрительно, – закончил свой рассказ Тихонин.
– Скажи лучше: там была насмешка, – Мария быстро и неприятно улыбнулась. – Ведь насмешка?.. Знал бы ты, сколько их, этих насмешек! Иногда мне кажется, что их больше, чем газет… Не стоило тебе эту газетку читать.
– Отчего же, очень даже стоило, – возразил Тихонин ласково: – Благодаря этой, как ты говоришь, насмешке…
– Это я́ говорю, или все-таки – насмешка? – вновь коротко и неприятно улыбнулась Мария.
– Хорошо. Ты не ошиблась: там была насмешка… Но если б не она, я бы не додумался тогда, что речь может идти о твоем муже-археологе. Я знал и помнил только имя Фил… Фамилию не знал и не хотел знать, но тут подумал: вдруг подсказка? Вдруг судьба?..
– И ты взял след…
– Вот именно.
– Пошел по следу и нашел меня…
– К этому я и клоню.
Мария снова улыбнулась, на этот раз веселой и долгой, словно несмываемой улыбкой, – и не переставала улыбаться весь путь к Музею.
Кубическое, цвета влажной глины, здание Музея, казалось, плыло по морю сухой, обожженной солнцем сентября травы, и на этом море был полный штиль. Ни одного человека не встретилось на короткой дороге к Музею, и внутри него было почти безлюдно, если не считать немногочисленных, едва заметных, притихших в мягком сумраке сотрудников.
Тихонин посчитал неуместным присутствовать при встрече Марии с директором и остался в залах – хотя, по правде говоря, он предпочел бы подождать ее снаружи, в голом поле. Это Шен Фин любил музеи – Тихонин, мягко говоря, не слишком.