Ветер Трои

…Уже потом, сидя за столиком открытого кафе-мороженого под сенью рослой имитации троянского коня, Мария вдруг произнесла:

– Может, тебе стоит покрасить волосы?

– Никогда этого не делал, но изволь, – легко согласился с ней Тихонин и спросил, какой их цвет она бы предпочла.

– Я еще подумаю, – ответила Мария, сосредоточенно наблюдая, как подтаивает дондурма на картонном блюдце.

Одним лишь мороженым сыт не будешь, а быстрый день уже катился к вечеру. Оставив вещи в номере пансионата, Тихонин и Мария на своем «мегане» отправились обедать в Чанаккале. Там им пришлось порядком покружить по многолюдным и забитым транспортом улицам в поисках парковки, пока не нашли глухой и тесный дворик, превращенный в платную стоянку. Нашли и подходящий рыбный ресторан в районе Февзипаша – с видом на морскую набережную, на мачты яхт и рубки катеров, тесно пришвартованных друг к другу. Ели жареную рыбу и печенных на гриле кальмаров не жадно, молча и неторопливо, пока день не начал угасать. Должно быть, оттого, что на десерт вновь взяли дондурму, Мария решила продлить разговор, начатый ею за троянской дондурмой.

– Да! – заговорила вдруг она: – Об Ахиллесе медношлемом!.. Насчет медношлемия мы, кажется, решили: ты красишь волосы, а впрочем, я еще подумаю над этим – может, и не стоит, обойдемся… Но я одного не поняла, и, может, ты мне разъяснишь: что она нашла в Ахилле? Что есть такого в этом имени, чтобы оно могло сойти за комплимент, который позволительно отвесить мужику?

– Он как-никак герой, – напомнил ей Тихонин.

– Хорош герой, – ответила Мария. – Его начальник Агамемнон с полпинка забирает у него любимую девушку – я о Брисеиде говорю, – так он даже и не пикнул, отдал без разговоров. Но уж зато обиделся по полной, как маменькин сынок. Воюйте без меня, – это он своим данайцам говорит, – а я тут полежу на палубе в тенечке и еще пообижаюсь да погневаюсь. Такой у меня, говорит, гнев, что его не описать, разве только воспеть – причем так воспеть, как одной богине лишь под силу… Не перебивай… Они ему: да как же без тебя? Нас без тебя троянцы всех уделают, а ты у нас герой… А он: да, я герой. Я тут главный герой. Но я так обижен, что отобрали мою девочку, что не приставайте, противные… И вообще, – закончила Мария свою отповедь Ахиллу, – я твоих данайцев не люблю.

– А троянцев?

– Троянцы, милый, это совсем другое дело.

Выйдя из ресторана, они скоро убедились, что не помнят точно, где оставили машину. Вышагивая кругами по улице Хаджи Фаика, по бульвару Ататюрка, по улице Трои, от стоянки до стоянки, от двора к двору, всюду предъявляя квитанцию об оплате парковки и всякий раз убеждаясь, что обратились не по адресу, они продолжали, чтобы не слишком нервничать, разговор о данайцах и троянцах, однако распаляясь и все сильнее нервничая по ходу разговора.

– Чем тебе дались эти троянцы, я никак не могу понять, – говорил на ходу Тихонин, оглядывая поверх уличных лотков, поверх голов обывателей-мужчин, поверх их столиков с нардами, пепельницами и кофейными чашками дворы, ворота, указатели. – Этот твой Александр, который Парис, к примеру… Ты только вспомни его бой с Менелаем. Когда мог решиться исход войны… Сердце его задрожало! Да если б Афродита не спрятала его за своей юбкой…

– За темным облаком, – поправила Мария.

– …Менелай уделал бы его без вариантов, война бы кончилась уже в третьей песне – и дальше не было б нужды Гомеру весь дальнейший огород городить!.. Кто там еще у вас? Разве что Гектор, тот покрепче, да и он – бегал от Ахилла, как олень, и тот гнал его, как оленя… Правда, потом Гектор опомнился и показал себя молодцом, это нельзя отрицать…

Мария грозно попросила:

– Давай о Гекторе – не будем. Ты только вспомни – только молча – как они Гектора убили и что потом с ним сделали.

– Они? – удивился Тихонин. – По-моему, его убил Ахилл…

– На пару с Афиной; ты забыл? Она все подстроила, она Ахилла страховала, даже дротик ему подсунула в нужный момент…

– Ладно, Ахилл небезупречен, – примирительно сказал Тихонин, – но у нас, у аргивян, были кто и посерьезнее Ахилла. Одиссей, к примеру, хотя он беспримерен, я тебе скажу…

– Ха! – даже обрадовалась Мария. – Еще бы! Одиссей многоумный… Я что-то не припомню, где бы он – что в «Илиаде», что и в «Одиссее» – сказал хоть раз что-нибудь умное. Вот уболтать он мог любого по отдельности и всех сразу скопом. На это он был мастер. Не мужчина, а сирена с бородой… Вернулся на Итаку, решил разделаться с женихами, все продумал, многоумный, и – струсил. В последний момент, как встал в дверях да как увидел женихов, – струсил! И если б не Афина, все та же Афина, которая его в бок толкнула, дескать: ты чего? – он бы обделался прямо в дверях… А с Афиной вы – конечно! – с ней вы все герои…

Если б после этих слов Тихонин и Мария не обнаружили себя на улице Сахиль и если бы Тихонин вдруг не вскрикнул: Здесь! – то неизвестно, к чему привел бы этот разговор, который был закончен уже в машине. Ее вела Мария. Она предположила:

– Сдается мне, ты недавно читал «Илиаду».