Ветер Трои

Я выпала, как я сказала, из нашей бабской компании, осталась дома наедине понятно с кем и, трезвая, я вдруг себя увидела, увидела как есть, как в ядовитом зеркале. Увидела себя привязанной к крыльцу, как такса Ося… нет, скорее, все же Вова: у него глаза покорные, а у Оси никакие, и у Лили никакие – я этих двух все время путаю… Такой вот я увидела себя – и отвязалась, во всех смыслах… Короче, я ушла к тряпичнику: он ищет ткани по Европе, выбирает их, скупает и продает в Америке различным модельерам. Он тряпичник, но я называла его Шляпник – он слишком пестро, даже цветисто одевается… и он позвал меня однажды во Флоренцию. Я влюблена во Флоренцию, Шляпник влюблен в меня: чего бы мне еще?.. Он был женат, однако; все рассказал жене по-честному; они как-то договорились меж собой, расстались по-хорошему – чего бы мне еще, казалось? Развода она, правда, не дает, потому что католичка – и блюдет интересы их общей дочери… Ну и ладно бы, казалось, что мне с того?.. Да только в их договоренности был один пункт, о котором я не знала – или знала, но не придала значения. Пункт был такой: если по какой-то надобности или нечаянно этой католичке случится встретиться со Шляпником, меня там быть и близко не должно. Иначе пусть о дочери забудет, как-то так…

И вот мы с ним летим в Фиренцию, в мой особенный рай. Селимся в отеле «Микеланджело» – не в самом центре, но и близко к центру; зато там тихо и нет толп… И – бац! Католичка летит в Рим, потом зачем-то во Флоренцию по своим, по католическим делам. И представляешь, забронировала номер – где?

– В отеле «Микеланджело», – уныло подсказал Тихонин.

– Ты догадлив… А дальше начинается кошмар. Мой Шляпник истерически пытается меня переселить в другой отель – а где в сезон взять во Флоренции свободный номер, если ты его не заказал за месяц?.. Католичка прилетает и въезжает. Я еще никуда не переселена… Как ему быть, бедняге?

– Он запер тебя в шкафу, – предположил Тихонин неохотно.

– Здесь ты не угадал. И ты не куксись, ради всего святого: дело это прошлое, ничем во мне не зацепилось… Нет-нет, я не в шкафу была. Он отвел меня в ресторанчик, подальше от отеля, и оставил в этом ресторанчике. Я целый день там просидела, съела, я думаю, кастрюлю минестроне, потому что за счет заведения – так хозяин, всё правильно поняв, захотел меня утешить: он весь день кормил меня томатным супом и целый день все подливал и подливал кьянти в мой бокал. И я с тех пор на помидоры не могу смотреть, не выношу и даже запаха вина из винограда санджовезе – мне даже кажется с тех пор, что тосканское припахивает кровью…

– Приму к сведению, – пообещал Тихонин. – Но католичка все же отвалила?

– Не сразу… Я потом еще снимала комнату в одном домишке во Фьезоле; там, кстати, было мне совсем неплохо, но о Фьезоле я поговорю с тобой потом…

– И? – спросил Тихонин.

– И, наконец, свобода! Католичка отвалила, как ты выражаешься. Я вернулась в «Микеланджело» ликуя, но уже немного недовольная и с некоторыми подозрениями насчет моего Шляпника. Мне уже начинало казаться иногда, что в нем чего-то не хватает. Чего-то трудно объяснимого, мужского… Но я была счастлива. Во-первых, потому, что я хотела быть счастливой…

– Не продолжай, пожалуйста, – попросил ее Тихонин.

– Ну потерпи еще, сейчас закончу… Итак, мы с Шляпником остались наконец вдвоем. Но он-то во Флоренции не просто так. Он выбирает ткани, он ведет переговоры, я во всем этом не участвую…

Казалось бы: ты выбираешь ткани, ты ведешь переговоры – я жду себе, когда ты для меня освободишься, то есть хожу-брожу, может, съезжу во Фьезоле: там прекрасный вид на город с высоты и там дивно пахнут лимонные деревья и оливы – да, я бы съездила во Фьезоле, чтобы этим подышать, но не тут-то было. Мой Шляпник оказался хуже Кабанихи. Как уходит – запирает меня в номере: сиди одна и жди его!.. Когда приходит – выгуливает меня то в Уффици, то на Понте-Веккьо – там накупит мне игрушки золотые: сережки, что-то там еще – он, надо мне признать, не жадный… Однажды я не вынесла, позвонила на ресепшн, меня из номера выпустили, и я полдня гуляла где хотела… Понятно, был скандал. И я ему сказала: слушай, Шляпник. Если ты не хочешь, чтобы я гуляла сама по себе, купи мне на Понте-Веккьо хорошенький такой ошейник с золотыми инкрустациями на маленькой такой цепочке, но не для шеи – для ноги. И пристегни меня к крыльцу, то есть к чему-то в номере – к ручке двери или к унитазу, например…

– Купил? – спросил Тихонин машинально.

– Купил бы, думаю, если б нашел… Но я не стала ждать, когда найдет. Первым же рейсом улетела в Штаты…

– А твой Фил? Он тебя принял?

– Он принял. Моя мать настаивала, чтобы он не принимал, но он принял. Это всё… Как тебе? Много на тебя сейчас обрушилось?

– Да уж, немало, – признался ей Тихонин. – И неожиданно, как всякий камнепад.

Мария рассмеялась, тихо и невесело. Потом заговорила:

– Когда ты мне писал недавно что-то там о каллиграфии, там было что-то о твоем недоумении…

– О тягостном недоумении, – уточнил нехотя Тихонин.