– Нам спешить некуда, – сказал Тихонин и напомнил мягко: – Мы для того приехали сюда, чтобы ты могла его увидеть.
– Напрасно ты мне это говоришь, – уже не скрывая раздражения, отозвалась Мария. – А я-то думала, мы сюда приехали, чтобы вместе увидеть Трою! Рыдван лишь повод… Не срослось так не срослось. Идем отсюда, мне здесь душно…
– Даже не посмотришь, что это за Музей? – изобразил удивление Тихонин.
Мария попыталась улыбнуться:
– Ты прав… Окинем взором.
Бродя по залам, она быстро их оглядывала, ни к чему толком не приглядываясь, словно бы из вежливости. Тихонин счел за лучшее держаться от нее поодаль – и оказался в зале, посвященном копателям Трои. Узнал Шлимана, его жену Софию в золотых троянских украшениях. Эти фотографии были ему знакомы, и, глянув на них вскользь, он задержал свой взгляд на групповом, сильно увеличенном снимке из отдаленного, судя по костюмам и очкам людей, но не слишком далекого прошлого.
Неслышно подошла Мария, встала за его плечом, и Тихонин вновь услышал ее голос, уже успевший подобреть:
– Мартин Корфман и его команда… Где-то здесь и Карл Блеген, он точно должен быть.
Тихонин вдруг поймал себя на нелепом опасении. Он промолчал, но Мария угадала и устало рассмеялась:
– Нет, милый; Фила с ними быть не может. Он никогда не копал Трою.
Недолго посидев в музейном кафетерии, они вышли в поле, вернулись на дорогу и отправились пешком к холму Гиссарлык. По словам Урана, идти им было не дольше километра, и они не торопились. Недвижные, как на акварели, запыленные чинары и акации по краям дороги, чистое, без облачка или залетной птицы, словно промытое небо над головой, безлюдье, тишина, безветрие, настолько полное, что казалось вечным; казалось, ни одна травинка никогда уже не шевельнется в желтых и сухих полях – таков был день, и Тихонину хотелось, чтобы тишина этого дня не прерывалась никогда, чтобы дорога не кончалась; мысль о том, что совсем скоро и неизбежно она упрется в Трою, была на удивление досадна, и он гнал от себя эту мысль.
И, будто в насмешку, грянул гром среди ясного неба. Тихонин и Мария оборвали шаг. Сияющий на солнце истребитель пролетел над ними на малой высоте, через мгновение скрылся из виду, и вскоре гром утих.
– Эф пятнадцать, – определил Тихонин, успевший его разглядеть, и догадался: – Пошел над морем, к греческой границе. Опять они не могут что-то поделить…
– Без нас, – сухо перебила его Мария.
Услышав за спиной шум автомобиля, они шагнули в сторону, к обочине. Тотчас догнав их, автомобиль чуть притормозил, весело посигналил; женщина за рулем помахала рукой Тихонину, и он ее узнал.
– Твоя знакомая? – удивилась вслух Мария, когда улеглась пыль в тишине. – Еще одна Крошка Доррит?.. Почему бы и нет? Номер российский, я успела разглядеть.
– Она из Музея, как и мы, – успокоил ее Тихонин. – И не одна, с ребенком.
– Красивая?
– Не знаю, она в маске.
– Ну и бес с ней… Похоже, мы пришли.
Автостоянка в конце дороги была заполнена машинами меньше чем на треть; людей в аллеях, что вели к заветному холму, было совсем немного, не больше, чем в обычном городском саду в будний день, но после тишины пустых полей Тихонин и Мария ощутили себя в толпе.
– Нам еще повезло, – утешал Тихонин Марию: – Пандемия, народу почти нет. Страшно представить, что здесь творится в нормальных обстоятельствах.
…И на первый, беглый взгляд снаружи – и внутри былых стен Трои, на деревянном помосте, кругами установленном на их обглодках, на всех девяти уровнях всех своих девяти эпох и судеб Троя смущала своей невеликостью. Размеры Трои не то, чтоб удивили Тихонина, но он все же оказался не готов к огромной разнице между огромным миром «Илиады» в его воображении и тесненьким нагромождением камней цвета сухого песка, которые они с Марией обошли минут за двадцать с небольшим. Могли бы и быстрее, если бы не приходилось то и дело останавливаться и пропускать вперед себя людей, пережидать, когда кучка-другая экскурсантов освободит узкую дорогу, – все были лишними в их мире, которым в эти минуты был весь мир вокруг… Когда образовался очередной просвет между людскими скоплениями на самом верху холма, на девятом, «римском» уровне, Тихонин и Мария задержались на солнечной площадке с широким видом на желтые поля и редкие кустарники вдали. Тихонин пожалел, что с холма не видно моря.
– Оно недалеко, в каких-то пяти милях, как рассказывал мне Фил, – ответила Мария. – Можем потом сходить и убедиться, если не будет слишком жарко.
– Не обязательно, – сухо сказал Тихонин. – В пяти милях – значит в пяти милях. Я ему верю.
– Вот так здравствуйте, – услышали они внезапно. Тихонин, стоя на краю площадки, обернулся и увидел женщину из Музея. Из-за его спины ей било в глаза солнце, и она прикрывала их ладонью; ее голос из-под маски звучал глухо, словно жеваный, но и отчетливо: – Как удивительно у вас отсвечивают волосы. Просто Ахилл. Медношлемый Ахилл. Вы очень красивы. – Она легонько дернула ребенка за руку: – Ведь правда, красив? Да, котенок? Правда?
– Неправда, – отозвался котенок из-под своей маски и капризно потащил мать прочь.