Ветер в ивах

– Мне кажется, что вы не «освободитесь», как ты выразилась, до самого Рождества, – пробормотал сварливо Крыс и направился прочь.

Опечаленный, вернулся он к своей реке, старой, преданной реке, которая всё так же текла, не паковала вещи, не суетилась и не отправлялась на зимние квартиры.

В ивах на кромке берега он заметил ласточку. Вскоре к ней присоединилась ещё одна, потом ещё. Птицы беспокойно суетились на ветке, а затем завели серьёзный тихий разговор.

– Что, уже? – воскликнул, подходя к ним, Крыс. – Зачем такая спешка? По-моему, это просто смешно.

– О, мы ещё не улетаем, если ты об этом, – ответила первая ласточка. – Мы лишь строим планы и занимаемся приготовлениями. Обсуждаем, знаешь ли, какой маршрут выбрать в этом году, где делать остановки и прочее. В этом половина удовольствия.

– Удовольствия? – удивлённо переспросил Крыс. – Этого я как раз и не понимаю. Если, когда приходит время, вам приходится покидать это чудесное место и друзей, которым вас будет не хватать, и свои уютные дома, которые вы едва успели обжить, я не сомневаюсь, что вы смело отправляетесь в путь, навстречу трудностям, невзгодам, переменам и неизвестности и не чувствуете себя несчастными. Но обсуждать это с удовольствием или даже думать об этом так загодя…

– Естественно, ты не понимаешь, – заметила вторая ласточка. – Во-первых, мы начинаем ощущать беспокойство, сладкое томление, затем одно за другим приходят воспоминания, возвращаются, словно голуби домой. Они летят сквозь наши сны, кружат с нами в небе днём. Мы жаждем расспросить друг друга, сравнить и убедиться, что это правда, по мере того как запахи, звуки и названия давно забытых мест постепенно возвращаются и манят нас.

– А вы могли бы хоть один год не улетать? – с надеждой спросил Крыс. – Мы постараемся, чтобы вы чувствовали себя как дома. Вы даже не представляете, как хорошо мы здесь проводим время, когда вы далеко.

– Однажды я не улетала, – присоединилась к их беседе третья ласточка. – Мне так полюбилось это место, что, когда пришло время, стая улетела без меня. Несколько недель всё было неплохо, но потом… Эти изнуряющие долгие ночи! Промозглые хмурые дни! Вязкий, влажный воздух! Ничего хорошего, и я не выдержала: однажды в холодную ненастную ночь решилась и полетела в глубь материка, воспользовавшись попутными восточными ветрами, и, когда пыталась перелететь высокие горы, начался сильный снегопад. Трудно дался мне тот полёт, но никогда не забуду блаженного ощущения прикосновения согревающих солнечных лучей к моей спине, когда спустилась наконец к голубым спокойным озёрам, а ещё вкус первого жирного насекомого! Прошлое казалось мне страшным сном, а будущее сулило счастливый отдых, пока я летела на юг неделя за неделей, легко, неторопливо, с долгими остановками, но всегда повинуясь зову. Тот раз был для меня предупреждением, и больше заведённый порядок я не нарушу.

– О, зов юга, зов юга! – мечтательно защебетали птицы. – Эти его песни, краски, тёплый воздух… А помнишь…

И, забыв о Крысе, товарки пустились в воспоминания, которые были так ярки и живы, что у него защемило сердце. В глубине души он знал, что какая-то доселе неведомая струна у него внутри, о существовании которой он никогда не подозревал, тоже начала вибрировать. Незамысловатый разговор этих птиц, навечно привязанных к югу, их простенькие рассказы, часто с чужих слов, тем не менее зародили в нём страстное желание узнать, как одно-единственное мгновение настоящей жизни отразится на нём – одно будоражащее прикосновение настоящего южного солнца, одно дуновение настоящего аромата. Он закрыл глаза и на минуту забылся, а когда снова открыл, река показалась ему тусклой и холодной, а поля – серыми и унылыми. Затем его верное сердце устыдилось этого предательства.

– Почему же тогда вы возвращаетесь? – продолжал он допытываться. – Что привлекает вас в этой убогой скучной стране?

– А ты полагаешь, – первой заметила ласточка, – что другой зов в иное время года не для нас? Зов сочной луговой травы, омытых дождями садов, тёплых прудов, кишащих насекомыми, пасущихся коров, сенокоса, сельских построек вокруг Дома с идеальными карнизами?

– Ты думаешь, – присоединилась к первой вторая ласточка, – что единственный, кому не терпится снова услышать кукушку?

– Приходит время, – подхватила третья, – и мы начинаем тосковать по неброским кувшинкам, покачивающимся на глади английских рек. Но сейчас всё это кажется тусклым и очень далёким, сейчас наша кровь стучит в ритмах другой музыки.

Ласточки опять принялись щебетать между собой, и на сей раз их опьяняющие речи касались лиловых морей, белого песка и скал, на которых греются ящерицы.