В смятении Крыс побрёл дальше, вскарабкался на пологий холм, располагавшийся на северном берегу реки, и улёгся там, глядя на кольцо холмов, что высились на юге и до сегодняшнего дня были его горизонтом, его Лунными горами, за которыми его ничто больше прежде не интересовало. Сейчас он смотрел на юг по-новому: чистое небо над невысокими силуэтами гор, казалось, обещало ему что-то, в невиданном заключалось всё по-настоящему стоящее, а неизведанное только и было подлинной жизнью. По эту сторону холмов всё было до примитивного банально, а по другую их сторону лежала оживлённая красочная панорама, которую он очень явственно видел внутренним зрением. Там – зелёные моря с хохолками волн! Там – залитые солнцем берега со сверкающими белыми виллами в окружении оливковых рощ! Там – тихие бухты с изящными кораблями, готовыми отправиться за специями к розовым островам, что покоятся среди лениво перекатывавшихся волн.
Он поднялся и решил было опять спуститься к реке, но передумал и пошёл к пыльной дороге, где устроился в тени густой прохладной живой изгороди, обрамлявшей её по бокам. Лёжа там, он мог размышлять о дороге и удивительном мире, к которому она ведёт, обо всех путниках, когда-либо проходивших по ней, о сокровищах и приключениях, которые они пытаются отыскать или считают недостижимыми где-то там, далеко-далеко!
Тут до его слуха донеслись шаги, и он увидел усталого путника – как оказалось, собрата, представителя крысиного племени, изрядно покрытого пылью. Незнакомец, поравнявшись с ним, сделал приветственный жест, в котором угадывалось что-то нездешнее, и после секундного колебания с учтивой улыбкой свернул с тропы и уселся рядом на прохладную траву. Он выглядел очень усталым, и Крыс дал ему отдохнуть, не докучая вопросами, понимая, что на уме у незнакомца. Он прекрасно знал, как все животные ценят дружеское молчание, когда можно расслабить натруженные мускулы, в уме отсчитывая время.
Путник был худ, с острыми чертами и некоторой сутулостью в плечах, длинными тонкими лапами, морщинками в уголках глаз и небольшими золотыми серьгами в изящно посаженных ушках. Вылинявший голубой свитер и заплатанные, в пятнах, бриджи, когда-то тоже синие, висели на нём как на вешалке, а его скромные пожитки лежали в синем хлопчатом платке.
Отдохнув немного, незнакомец вздохнул, повёл носом и, оглядевшись по сторонам, заметил:
– Пахнет клевером – тёплый ветерок доносит запах. А там, за нами, коровы щиплют траву и шумно дышат. Где-то далеко работают жнецы, а у леса поднимается голубой дымок от коттеджа. Здесь поблизости река, потому что я слышу крики куропатки, да и по тебе видно, что ты пресноводный моряк. Кажется, что всё вокруг спит, но всюду жизнь ни на минуту не останавливается. У тебя хорошая жизнь, приятель, лучшая на свете, если хватает на неё сил!
– Да, это настоящая жизнь, единственно стоящая, – задумчиво согласился Речной Крыс, однако на сей раз не слишком уверенно.
– Я не совсем то хотел сказать, – осторожно возразил незнакомец, – но она, несомненно, лучшая: пробовал, знаю. Вот потому, что жил так шесть месяцев, я и говорю: лучше не бывает, – и потому снова здесь, со сбитыми лапами и голодный, бегущий от неё, бегущий на юг, повинуясь древнему зову, назад к старой жизни, моей жизни, которая никогда не отпустит.
«Ещё один из них?» – подумал Крыс и поинтересовался:
– Откуда ты?
Почему-то он не осмелился спросить, куда незнакомец держит путь, – казалось, что ответ ему известен.
– С одной славной маленькой фермы, – лаконично ответил незнакомец и махнул лапой на север: – Она находится там. Но это не важно. У меня было всё, что только можно пожелать, всё, на что я только мог в жизни рассчитывать, и даже больше, но вот я здесь, перед тобой, и я доволен, доволен, что на столько миль и часов ближе к мечте, стремлению моего сердца!
Он быстро перевёл сияющий взгляд на горизонт, казалось, вслушиваясь в какие-то звуки, доносившиеся с полей, в какой-то голос, сопровождаемый весёлой музыкой пастбищ и фермерских дворов.
– Ты, должно быть, нездешний, – предположил Речной Крыс, – не из фермеров и даже, насколько я могу судить, не из этих краёв.