Ветер в ивах

Он попытался было обойти приятеля и продолжить путь, всё так же неторопливо, с твёрдой решимостью, но не на шутку испуганный Крот преградил ему путь и, присмотревшись повнимательнее, увидел совсем незнакомый взгляд и глаза какого-то другого зверька – встревоженные и бегающие. Ухватив друга за плечи, он втолкнул его обратно в дом и повалил на пол.

Крыс несколько минут отчаянно сопротивлялся, а потом силы словно оставили его, и, вздрагивая, он затих и закрыл глаза. Немного погодя Крот помог ему подняться и сесть в кресло, где он и остался, раздавленный, ушедший в себя. Его сотрясала дрожь, временами переходившая в беззвучные рыдания. Крот поспешил закрыть дверь, запер сумку в ящике шкафа и уселся за стол рядом с другом, ожидая, когда странный приступ пройдёт. Крыс забылся тревожным сном, вздрагивая и бормоча странные и непонятные непосвящённому Кроту слова, но вскоре дыхание его выровнялось, и он по-настоящему глубоко заснул.

Крайне обеспокоенный, Крот на время оставил друга и принялся хлопотать по дому. В гостиную он вернулся, когда начало смеркаться, и застал его на том же месте, но с открытыми глазами, молчаливого и безучастного. Поспешно заглянув приятелю в глаза, Крот, к превеликой радости, увидел, что они очистились и потемнели, опять превратившись в карие. Тогда он уселся и, подбадривая Крыса, попытался узнать, что же с ним случилось.

Бедный зверёк изо всех сил старался объяснить, но как выразить словами то, что было всего лишь намёком? Как передать навязчивые морские голоса, мелодию, что звучит в голове, как пересказать волшебные истории? Сейчас, когда чары развеялись и видения исчезли, он и самому себе не мог объяснить то, что ещё несколько часов назад казалось ему неизбежным и единственно важным. Разумеется, он не смог вразумительно рассказать Кроту, что же произошло с ним в тот день, и это неудивительно.

Впрочем, приятель не переживал по этому поводу: главное – приступ миновал, друг снова здоров, хотя пока ещё потрясён и подавлен. Крыс, казалось, утратил всякий интерес к тому, что раньше составляло его повседневную жизнь, равно как и к тем благам, что сулила смена времени года.

Будто невзначай, с напускным безразличием, Крот перевёл разговор на урожай, сбор которого был сейчас в разгаре, гружённые доверху повозки и лошадей, с трудом их тащивших, растущие стога сена и полную луну, что освещает опустевшие поля, с разбросанными кое-где снопами. Не позабыл он упомянуть краснеющие яблоки, зреющие орехи, а также домашние заготовки: джемы и наливки, – затем плавно добрался до середины зимы с её праздниками и домашним теплом.

По мере того как Крот впадал в лирику, Крыс распрямлялся, оживал, взгляд становился осмысленным.

Заметив, что приятель ему внимает, Крот выскользнул за дверь и вернулся с карандашом и стопкой бумаги. Положив письменные принадлежности другу под лапу, он заметил:

– Что-то ты давно не писал стихов. Может, попробуешь сегодня? Всё лучше, чем то и дело возвращаться к случившемуся.

Крыс устало отодвинул бумагу, но Крот, хорошо знавший приятеля, не собирался сдаваться. Он незаметно вышел из комнаты, а когда заглянул туда вновь, Крыс был поглощён делом: то грыз кончик карандаша, то что-то царапал на бумаге. По правде сказать, Крот испугался, как бы он и вовсе не сгрыз карандаш, но с радостью осознал, что друг возвращается в реальный мир.

Глава 10 Дальнейшие приключения жаба

Вход в дупло был обращён на восток, поэтому рано утром Жаб проснулся ни свет ни заря сразу по двум причинам: прямо в глаза ему светило солнце и страшно замёрзли лапы, из-за чего приснилось, будто холодной зимней ночью он лежит дома в постели, в своей красивой спальне с тюдоровскими[13] окнами, но без одеяла. Оно будто бы, ворча и возмущаясь, что не в силах выносить холод, убежало вниз, на кухню, греться. Жабу пришлось встать и босиком отправиться за ним следом по холодному каменному коридору, призывая одеяло к благоразумию. Возможно, он встал бы ещё раньше, если бы солома на каменных тюремных плитах не стёрла из его памяти ощущение уюта и тепла от одеяла, натянутого до подбородка.

Жаб уселся, протёр глаза, попытался согреть замёрзшие лапы и стал соображать, где находится. Не увидев знакомой каменной стены и маленького зарешёченного окошка, с замиранием сердца он вспомнил побег, паровоз, погоню и осознал, что наконец-то свободен!

Свобода! Да это лучше пятидесяти одеял! При мысли, что весь мир с нетерпением ждёт его триумфального возвращения и готов ему служить, им восхищаться, искать его общества, как это было в старые добрые времена, до того как с ним случилось несчастье, Жаб моментально согрелся. Он отряхнулся, смахнул сухие листья с головы и, выбравшись из дупла, бодро шагнул навстречу ласковому утреннему солнышку, замёрзший, но уверенный в себе, голодный, но не потерявший надежду. Все ужасы вчерашнего дня отступили после отдыха и сна, под ободряющими лучами солнца.