Ковалев пошевелил бровями и рассмеялся.
— А комиссар хотел, чтобы я вертолет в дело пустил. Они бы ему маленечко бока наломали. Серьезные мальчики... — Он взялся за поручни. — Все рекомендации штурмана исполнять. — И степенно скрылся в люке.
«Все надо исполнять, — подумал Бруснецов. — Понятно, что надо исполнять».
— Вахтенный офицер, что у нас на румбе?
Вахтенный офицер доложил.
— А мы что — повернули? — насторожился Бруснецов.
— Так точно, четверть часа назад.
«Понятно, что надо исполнять», — опять машинально подумал Бруснецов. Он понял наконец-то, что Ковалев начал новую партию, сделав первый ход конем.
В девятнадцать часов командиры боевых частей и начальники служб и команд собрались на открытом крыле правого борта. Бруснецов придирчиво оглядел каждого и, когда счел, что все находится в соответствии, вошел первым в рубку и негромко сказал:
— Товарищи офицеры...
Ковалев молча подал каждому руку. За столом они все виделись, но тут была маленькая хитрость Ковалева — он хотел каждому поглядеть в глаза, словно бы спросить: «Ну как ты? А ты как? А ты?», и каждый из них глазами же отвечал: «Да я-то ничего. И я — ничего. И я...» «Хорошо, — подумал Ковалев. — Я в вас верю, только поверьте, пожалуйста, и вы в меня. Это очень важно и для вас, и для меня. И тогда все будет прекрасно».
— Собрал я вас, други мои хорошие, чтобы спросить: не намозолили ли вам глаза супостаты?
Ясное дело, что не за этим собрал командир своих старших офицеров, но они приняли эту игру и так же играючи, в несколько голосов, сказали:
— Без них будет скучновато, товарищ командир.
— Пускай ходят — нам океана хватает.
— От них просто так не отвяжешься, товарищ командир. Было ушли за горизонт, а мы повернули, и они бросились за нами.
— Добро. Будем считать, что супостаты глаза нам не намозолили. А мы им? — спросил Ковалев, похаживая по мостику.
— Это уж надо их спросить. Может, они чего и скажут.
— Добро. И этот вопрос мы выясним. А как настроение у команды?
Офицеры начали переглядываться. Собственно, они сами были частью команды, но только той частью, о настроении которой или интересовались в последнюю очередь, или совсем забывали поинтересоваться.
— Оладушек захотелось морякам, — подал голос Бруснецов, — со сгущенным молочком.
— Ну, понятно, старпом у нас известный сластена.
— Обижаете, товарищ командир. Ради моряков стараюсь. А по мне, — Бруснецов погладил свой тощий живот, — хоть бы их и вообще не было.
— Заявление вполне серьезное, думаю, что его можно принять к сведению. Есть ли другие предложения и претензии?
Все дружно потупились и промолчали.
— Прекрасно. Тем не менее флагманский медик считает, что в команде появилось некоторое моральное утомление.
Флагманский медик — «флажок» — майор Грохольский, прикомандированный на время боевой службы к «Гангуту» «ввиду относительной неопытности корабельного медика старшего лейтенанта Блинова Григория Афанасьевича», от неожиданности вздрогнул, заслышав близкие сердцу слова, и привычно выпрямил спину. До этой минуты он хотя и делал вид, будто ловил каждое слово командира, на самом деле ровным счетом ничего не слышал, занятый своими мыслями. Незадолго до того как их пригласили на мостик к командиру, в санчасть заявился матрос из БЧ-5 с явными признаками острого аппендицита. По крайней мере, так Грохольскому показалось. Следовало бы посоветоваться с Блиновым, но того черти носили по всему кораблю. Грохольский и санитара посылал за ним, и сам пробовал толкаться в разные каюты, но тот словно в воду канул. Конечно, Блинов — экземпляр еще тот, но его батюшка ведает клиникой, профессор, так сказать, а Грохольский давно подумывал об ординатуре. К тому же Блинов-младший уже делал подобные операции, а он, Грохольский, постоянно находился среди здоровых людей, кажется, и сам перестал отличать «лево» от «право».
Он поднял на Ковалева честные глаза и, как бы резервируя за медициной последнее слово, удивленно переспросил:
— Моральное утомление? Простите, не замечал.
Ковалев насупился: Грохольский не принял правил игры.
— Ну так, значит, я замечал, — сказал Ковалев тусклым голосом и отвернулся от Грохольского, хотя тот все уже понял и готов был исправить свою оплошность и облечь в некую медицинскую оболочку любое соображение командира. — Штурман нашел неподалеку прекрасную... Не правда ли, штурман, прекрасную? — спросил Ковалев, и Голайба охотно подтвердил:
— Так точно, товарищ командир, прекрасную...
Само слово «точку» произнесено не было, но командиры боевых частей и служб начали переглядываться и улыбаться откровенно радостно, нарушив солидность офицерского собрания и тем самым показав, что хотя они и старшие офицеры, но народ еще молодой и до забав тоже охочий. Видимо, подойдет танкер, а раз подойдет танкер, то и воду пустят по всем магистралям, а там — чем черт не шутит! — может, командир и купание с борта разрешит.