Ветры низких широт

— Ох, мичман, лучше бы ты там сам искупался. Ведь надо быть таким, хм... чтобы испортить отношения с главным боцманом.

— Он нашу собачку загубил? Загубил. Что мы теперь Ловцову скажем?

— А ты, оказывается, мичман, тоже злопамятный.

— Не, я не злопамятный, — сказал Ветошкин. — Я правдолюбец.

Суханову послышалось, будто опять кто-то шевельнулся, он вздрогнул: лариска сидела в том же углу и двигала усами.

Суханов вобрал голову в плечи и даже сжал кулаки: «Ну, сволочь, да я ж тебя... Да ты ж у меня...» Рогов передал ему якорь от старого моторчика, на котором они меняли обмотку, Суханов прицелился в угол, но лариски там уже не было.

— Позвольте, я схожу к боцману, — попросился Ветошкин. — Может, и выпрошу.

— На коленях вымаливай. Скажи, что мы все поумнели.

— Так и скажу, — пообещал Ветошкин.

Суханов поглядел на часы, подсчитал: «До точки вертолету лететь около часа, столько же на возвращение, может, чуть побольше. Значит, он уже в точке... Минут уже десять слушает. Еще минут тридцать — сорок. Не густо...»

— Вы что-то сказали, товарищ лейтенант? — спросил Рогов.

— Нет... Я только подумал, что как быстро летит время.

— Ну да, быстро, — позволил себе не согласиться с ним Рогов. — Сколько уже сидим, а только час прошел.

Ветошкин вернулся с Козлюком. Тот держал ружье наперевес, как охотник, и весьма деловито и устало, словно врач больного, спросил:

— Где?

Ему указали на угол.

— Понятно, — сказал Козлюк. — Я могу сесть к столу?

Суханов молча кивнул ему головой.

— Па-апрошу на меня не обращать внимания, — потребовал Козлюк, устраиваясь на стуле. — В угол не глядеть и вообще не оборачиваться. Ваше дело — заниматься своим делом, мое дело — заниматься своим. — Он положил ружье себе на колени и, сочтя, видимо, что не совсем еще выговорился, сказал как бы между прочим: — А собачонка... та самая, ловцовская, выходит... умела ларисок ловить?

— Вроде бы нет, а только лариски при ней не баловались.

— Понятно, — сказал Козлюк и надолго замолчал.

Суханов опять посмотрел на часы — прошло еще десять минут. «Нет, — подумал он грустно, — никакой сегодня лодки мы явно не законтачим. И завтра не законтачим... И послезавтра. До чего ж я несчастливый человек! Ну почему так плохо все устроено: одним везет, другим не везет? Почему? Ну почему на самом деле?»

За спиной у него хлопнуло, как будто ударили палкой в переборку, и на палубу словно бы шмякнулся кусок сырого мяса.

— Все, — сказал Козлюк тоном старого фокусника, исполнившего свой коронный трюк. — Бобик сдох. Гоните монеты.

Козлюк угодил лариске прямо в глаз, видимо, когда-то белковал.

— Это вам за собачку. Засвидетельствуйте мое почтение Ловцову.

Козлюк вскинул ружье за плечо и усталой развалочкой старого моремана, много потрудившегося и исполнившего свой печальный долг, вышел из поста.

— Мичман, — брезгливо кривя губы, сказал Суханов, — да прикажите же наконец убрать эту падаль. Она и так вдосталь попортила нам нервы.

2

— Это верно, что нам на смену вышли «Полтава» с «Азовом»? — спросил Сокольников Ковалева, когда они остались вдвоем на открытом крыле.

— Не вышли, но выйдут. Предположительно — в следующий четверг.

— Можно рассчитывать, что в конце января вернемся в базу?

Ковалев неопределенно поднял брови.

— Ты уже не говоришь — домой?

— А какой у меня, бродяги, дом? Моя комнатенка, наверное, пропылилась, как египетская пирамида, в которую еще не забирались грабители по той прозаической причине, что там нечего грабить.

Зазуммерил радиотелефон, Ковалев быстро прошел в рубку, взял микрофон.

— Товарищ командир, — послышался сквозь шум и треск разрядов изменившийся голос Зазвонова, — есть цель. Предполагаю, лодка... Достоверно — лодка. Шумо-пеленги — двести десять градусов. Дистанция ... километров.

— Вертолет, подтвердите контакт, — еще не веря удаче, стараясь быть бесстрастным, попросил Ковалев.

— Контакт подтверждаю. Данные на автомате. Курс подводной лодки — сто восемьдесят... Раздел...

— Поддерживайте контакт. Молодцы, летчики! — Ковалев повернулся к вахтенному офицеру: — Передайте параметры в акустический пост. Самый полный вперед... Боевая тревога.

Вахтенный офицер почти автоматически нажал рычаг колоколов громкого боя — они забились во всех помещениях, коридорах и на боевых постах, — внятно произнес: «Боевая тревога» — и только тогда в недоумении переглянулся с Сокольниковым, и Сокольников, пользуясь правом иногда задавать вопросы командиру, осторожно спросил:

— Ты не оговорился? Самый полный?

«Не-ет, — подумал Ковалев, — ни черта ты не понял, комиссар. Я не ошибся. Теперь-то, комиссар, уж я не ошибусь!» С того самого мгновения, когда Зазвонов передал, что вступил в контакт и перевел станцию в автоматический режим, Ковалев ощутил, что как бы дальше ни повела себя лодка и как бы он сам себя ни повел, то главное, ради которого он промаячил тут на мостике многие бессонные ночи и долгие, тягучие дни, свершилось. Он внезапно почувствовал себя охотником, выследившим зверя, и был тот охотник, как все охотники, — азартный, расчетливый и немного счастливый.