Суханов подвинул оператора в сторонку, сам сел на его место, надел наушники — они хорошо прилегли к ушам — и тотчас же очутился в мире других звуков. Впрочем, хотя они и были другими, ничего интересного в них не было: обыкновенные шумы обыкновенного моря. Прошло, наверное, более получаса — Суханов не засекал времени, — прежде чем он услышал тот самый протяжный звук, как будто кто-то ворочался в постели. Он глянул на Ветошкина и по тому, что тот тоже взглянул на него, понял, что ему показалось не одному. Они начали подкручивать настройку, но там все уже успокоилось и больше никто не ворочался. «Черт-те что, — расстроился Суханов. — Так ведь и с ума сойти недолго».
— Тут и с ума сойдешь, — неожиданно проворчал Ветошкин, видимо, его мысли стали совпадать с мыслями Суханова.
— Ничего, мичман, — сказал он. — У нас нервишки крепкие — выдюжим.
— Выдюжить, может, и выдюжим — куда ж деваться, — согласился Ветошкин. — Только ждать да догонять — хуже некуда.
Пришла сухановская смена — Рогов с Силаковым, — одни поднялись со своих мест («вахту сдал»), другие сели за «пианино» («вахту принял»), начали приноравливаться, и, пока шел пересменок, Суханову опять почудилось, будто кто-то пошевелился.
— Опять, — угрюмо сказал Ветошкин. — Долгонько нынче колготится.
— Мы им потом припомним, — сварливо, как старый свекр, буркнул Суханов. — Меня за них уже привидением стали звать.
— Так и нас тоже, товарищ лейтенант, — весело сказал Рогов. — Моряки на юте. А привидения — это даже хорошо.
Суханов поерзал на стуле, поколебался еще маленько, потом все-таки потянулся за микрофоном.
— Ходовой, акустический пост. Возможное появление цели по пеленгу...
На мостике выразительно помолчали.
— Возможно появление кого?
Суханов замялся: в любом случае он попадал в глупейшее положение.
— Не берусь классифицировать, товарищ командир.
«Не берешься, — подумал Ковалев, — так и докладывать нечего», — но сказал подчеркнуто вежливо, и от этой вежливости на Суханова потянуло хорошим командирским холодком:
— Добро, Суханов. Продолжайте наблюдение.
Суханов отключил связь, глянул на Ветошкина — тот хохотал, беззвучно тряся головой, — молча погрозил кулаком, потом все же сказал:
— В следующий раз ты будешь докладывать.
— Мне в вашем присутствии, товарищ лейтенант, не положено, — перестав смеяться, заметил Ветошкин. — Я человек махонький. Мне велено больше помалкивать. Я ведь, положим...
Положить Ветошкин ничего не успел — его перебил Рогов:
— Тише вы — лариска...
Суханов с Ветошкиным невольно обернулись, и Суханов встретился с глазами лариски. Она сидела на трубе, свесив длинный голый хвост, который вызвал у Суханова омерзение. Лариска была большая, рыжая, она не мигая глядела на Суханова, и глаза ее, казалось, фосфорически поблескивали.
— Кыш, ты! — закричал Суханов, цепенея от ужаса, но лариска даже не пошевелилась, и хвост ее продолжал свисать безжизненно, словно толстый ботиночный шнурок, который забыли на трубе. Он пошарил глазами, пытаясь отыскать что-нибудь тяжелое, чем бы можно было запустить в лариску, но, как на грех, под рукой ничего не оказалось, а Ветошкин тем временем тихонько снял сандалету и, не целясь, запустил ее в угол. Лариска пискнула, шмякнулась на палубу и проявила такую прыть, что никто даже не успел заметить, куда она шмыгнула.
— Вот вам и привидения, — смущенно сказал Суханов. Ему стало стыдно своего минутного ужаса, который, должно быть, заметили и Ветошкин и Рогов, и он стал соображать, как бы это ему половчее выйти из этого, в общем-то, не очень уж и ловкого положения.
— Такую образину впервые вижу, — пробормотал Ветошкин. — У меня даже душа в пятки ушла. Надо бы у боцманюги ружьишко попросить. Да ведь не даст. Он мне теперь ничего не даст. Он, черт, злопамятный.
— А ты тоже сообразил — боцмана купать, — невольно переходя на «ты», сказал Суханов.
— Пускай не дает, — меланхолически промолвил Ветошкин. — Мы капканы расставим и отравы насыплем. Верно, Рогов?
— Вони не оберешься, товарищ мичман.
— Ну так не будем сыпать отраву. Капканы поставим, а в капканы сальца положим. На сальцо-то она — хе-хе — небось позарится. Как думаешь, Рогов, позарится?
— Пожалуй, позарится, товарищ мичман.
«Вот это опростоволосился, — подумал Суханов, пожалев себя, будто кого-то другого. — Как же это я? Да ведь мне теперь прохода не дадут. — Он покрутил головой. — Так и надо. Та-ак и надо. Та-ак и на-а-адо...»
— Суханов, — неожиданно позвал в динамике голос командира, — как обстановка?
Суханову захотелось подняться, вытянуть руки по швам и громко доложить, что обстановка нормальная, потому что никаких привидений не было, а в спину ему все время глядела лариска, гипнотизируя его, но вместо этого Суханов угрюмо промямлил:
— Горизонт чист, товарищ командир.
— Ну да, ну да, — сказал командир, и голос его в динамике пропал.
— Я сам попрошу у боцмана ружье, — сердито сказал Суханов. — И сам пристрелю ее, если вы тут все такие нерасторопные.
— Это конечно, — степенно согласился Ветошкин. — Только и вам теперь боцманюга не даст.