Ветры низких широт

Сигнальщик доложил, что катер командующего отошел от Царской пристани, и тогда Ковалев ликующим голосом, немного приподнимаясь на цыпочки и откинув голову, взорвал тишину:

— Равняйсь! Смирно! Для встречи... слушай — на краул!

Офицеры с мичманами вскинули белые перчатки к черным козырькам, и оркестр грянул встречный марш. Суханов со своей командой стоял на правом борту и хорошо видел, как командующий ступил на трап, шагнул и раз, и другой, и только тогда поднял в приветствии руку, но не приставил ее к виску, как все офицеры, а держал немного на отлете. Все в командующем нравилось Суханову, и сам он понемногу стал себе нравиться. Он верил в свою звезду и знал, что сегодня они выиграют гонку: Ловцов с Роговым оказались на редкость сильными загребными, а Ветошкин неплохо чувствовал парус, и тогда все неприятности, которые последний месяц валились на него, отпадут сами по себе.

Суханов следил восторженным взглядом за командующим, за тем, как он легко ступил на верхнюю площадку трапа и прижал откинутую руку к виску, приветствуя флаг, как переступил на борт и тут же руку снова опустил на уровень плеча, как подчеркнуто строго выслушал командира, как... словом, подмечал те неуловимые мелочи, которые никогда бы в другой обстановке не бросились в глаза. «Как все-таки это хорошо, — думал Суханов, — что старпом сперва сам согласился, а потом и командира уговорил устроить шлюпочные гонки. Это теперь такая редкость, что даже командующий пожаловал на корабль. А между прочим, кто все придумал?» — кокетливо спросил он себя. К счастью, Суханов не знал, что командующий ни о каких гонках и понятия не имел и на «Гангут» прибыл совсем по другому поводу.

Командующий был моложав и подтянут — говорили, что каждый день он проплывал не менее трех километров, — но когда он подошел ближе к строю, Суханов заметил возле глаз у него густую паутину морщинок, которые заметно старили все лицо, а сами глаза казались утомленными и больными. Наконец командующий остановился возле кормового среза.

— Здравствуйте, гангутцы!

И сотни молодых глоток, не жалея голосовых связок, выждав только паузу в три секунды, слаженно прокричали:

— Здравия желаем, товарищ...

После церемонии представления и пожатия рук последовала команда «Разойдись», и когда грохот, вызываемый матросскими коваными ботинками, скатился в низы, раздалась другая:

— Командам шлюпок — в шлюпки!

Все дальнейшее Суханов помнил плохо, оно складывалось помимо его воли, потому что в те минуты фактически не он командовал, иначе говоря, управлял, а им управляли, и он только выполнял эту высшую волю, машинально повторяя:

— Быстрее, братцы, быстрее...

После того как гребцы с Ветошкиным уселись на своих местах и он подал команду: «Уключины вставить, весла разобрать», все стало настолько осязаемо, что он видел и слышал то, что, казалось бы, ни видеть, ни слышать не мог. Он даже был уверен, что, наблюдая за действиями его шлюпки, командующий будто бы сказал командиру: «Молодцы», хотя командующий в эту минуту разговаривал с секретарем горкома партии и в сторону шлюпок не смотрел.

Шлюпки выгребли на линию, подравнялись, и тогда Бруснецов, назначенный главным судьей гонок, подал в микрофон свой ровный, с металлическим отливом голос:

— Внимание... — Выдержал паузу. — Весла-а... — Еще подождал. — На воду-у!

Шлюпки сорвались с места толчком и такими же толчками, словно прыгая и оставляя за собою рваный пенистый след, помчались к поворотному бую, который маячил кабельтовых в восьми от «Гангута». Там шлюпки должны были развернуться, поставить рангоут, взять парусами ветер, которого на внутреннем рейде было, в общем-то, недостаточно, и пойти обратным курсом к другому поворотному бую, там опять-таки развернуться, но уже под парусами, и, не доходя до корабля примерно четырех кабельтов — там стоял еще один буй, — срубить рангоут и пересечь финишную черту снова на веслах, с тем чтобы салютовать командующему «веслами на валек».

Командующий пришел на флот, когда шлюпочное дело считалось основой всей морской подготовки, а не призванием одиночек. Он и сам в свое время часто гонялся, хотя больших призов и не получал, но толк в шестерках понимал, уважал их за выносливость и мореходность, знавал многих асов, и сегодняшние гонки и порадовали его — ах, черт возьми, жива еще традиция! — и огорчили: и гребок был слабоват, и весла у гребцов порой путались.

Шлюпки уходили все дальше и дальше, разбившись как бы на две группы: первые четыре значительно опередили вторую четверку, и среди первых была и шлюпка Суханова. Она пока шла третьей, Суханов решил приберечь силы загребных и поэтому частоту гребка не увеличивал, они — Суханов и Ветошкин — в такт гребку покачивались, и Ветошкин негромко подсчитывал:

— Два-а — раз... Два-а — раз...

«Голубчики, — молил Суханов, — не выдайте, родимые... Два-а — раз... Два-а — раз... Да мы ж таку твою в дышло!»

К поворотному бую они пришли вторыми, и Суханов немного заспешил: можно было бы развернуться на веслах — по условиям соревнования это не возбранялось, — а потом и паруса поставить, но он уже подал команду: