Ковалев сбросил с себя ботинки, влез в шлепанцы, отстегнул галстук, только теперь ощутив, что все эти дни, пока он жил в нервном напряжении, пока шли работы, которые он боялся не завершить в срок, установленный командующим, ему порой не хватало хотя бы минутной вот этой домашней тишины. Он прошел в комнату и прилег на диван, вытянувшись во весь рост.
— Считай, что уже ушли. Кое-какие маленькие формальности — и все. — Он помолчал. — Я только что от командующего, а командующий, как тебе известно, командира БПК, которых у него навалом, дважды на неделе просто так вызывать не станет.
— Значит, надолго, — сказала из кухни Тамара Николаевна.
— Надолго ли — трудно сказать, потому что я сам неясно представляю, куда мы идем и найдем ли мы то, зачем идем.
— Словом, поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что, — появляясь в комнате, сказала Тамара Николаевна.
— Не совсем так, но довольно близко к этому. — Ковалев подвигался, освобождая ей место возле себя, и, когда она присела на краешек дивана, словно бы украдкой, стесняясь Севки — этот стервец уже научился видеть то, чего ему не следовало бы видеть, — он погладил ее по волосам и поцеловал в висок, где родничком билась маленькая жилка. — Когда мы с тобой поженились, разве мы думали, что на мою долю выпадут такие задания?
Она прижалась к его плечу головой.
— Ты уже весь там?
— Практически — да.
— Когда-нибудь вернешься, глянешь на меня, а я уже старенькая-старенькая, — грустно сказала Тамара Николаевна. — Мы оба состаримся, видя друг друга урывками.
— Но скажи мне, что делать?
Неожиданно Тамара Николаевна быстро поднялась, улыбаясь, сказала:
— Подожди тут. Не ходи за мной. Потом сядем обедать.
Ковалев насторожился, спросил недоверчиво:
— Ты полагаешь, что у меня бездна времени?
Тамара Николаевна грустно рассмеялась:
— Но не один же флот имеет на тебя права.
Она пошла в свою комнату — впрочем, у них и было всего две, но так уж случилось, что ту маленькую боковушку Ковалев с Севкой числили за ней, — и довольно долго, если учесть, что времени было в обрез, копошилась. Ковалев успел побриться, привел себя в порядок перед обедом, а она все не выходила.
— Лапа, — сказал Ковалев, — ведь я могу уйти, и Севка, прошу прощения, не пожрамши.
— Сейчас, сейчас, — сказала ему из-за двери Тамара Николаевна. — Еще не больше двух минут.
— Да нет у меня этих двух твоих минут, — уже заметно раздражаясь, сказал Ковалев.
Тамара Николаевна вышла, смущенно рдея и настороженно поглядывая на Ковалева, как бы ожидая, осудит ли он ее или обрадуется, и по его глазам она поняла, что он даже вроде бы немного растерялся... На ней было новое платье, открытое и светлое, оголившее ее спину, шею и плечи и делавшее ее очаровательной и почти молоденькой.
— Тебе не нравится? — спросила Тамара Николаевна лукаво, уже догадавшись, что она понравилась ему в этом платье, удачно подчеркнувшем ее все еще стройную фигуру.
Вместо ответа Ковалев крикнул:
— Всеволод, ну-ка иди сюда! Узнаешь?
— Ма-ма!.. — сказал Севка, обходя Тамару Николаевну.
— Береги мать, Всеволод, пока я в море. Если что случится, с тебя спрошу.
— Ма-ма, — повторил Севка и поцеловал мать сперва в одно плечо, потом в другое.
Они отобедали, вернее, поужинали в хорошем темпе — рассусоливать было некогда. Ковалев подтрунивал над Севкой, который плохо ел, говоря при этом (Ковалев-старший, разумеется), что Севка, видимо, влюбился.
— Может, когда и влюблюсь... — буркнул Севка.
— Та-ак, объекта подходящего нет или еще что?
Севка застыдился и промолчал.
— В этом деле, Всеволод, главное — не теряйся.
Тамара Николаевна укоризненно покачала головой.
— Ну чему ты его учишь, — ласково попеняла она.
— Ничего, мать, пусть слушает и мотает на ус, — сказал Ковалев-старший, выходя из-за стола. — Спасибо тебе и за обед, и за то, что ты у нас сегодня вот такая... Красивая, — промолвил он помолчав. — Мы тебя с Всеволодом не подведем.
Они прошли в прихожую, и Тамара Николаевна с Севкой молча следили, как он надевал ботинки, потом завязывал галстук — неторопливо, без суеты, но очень уж ловко: время продолжало его поторапливать.
— В чемодане ты найдешь все, и, пожалуйста, меняй белье почаще. Тебе, не стирая, хватит его надолго, — сказала Тамара Николаевна и внезапно всхлипнула. — Я на причал не поеду с тобой. Сентиментальная становлюсь. Тут поплачу на твоем плече.
Они тотчас же присели, помолчали с минуту. Первым поднялся Ковалев.
— Томка, пожелай мне удачи, — попросил он, стараясь казаться игривым, а голос тем не менее у него оставался сухим. — Мне так сейчас не хватает этой малости.
Тамара Николаевна опять припала к его плечу.
— Ты там-то, если сможешь, особенно не задерживайся.
— Ну что ты... Я только до океана смотаюсь и сразу вернусь.
Тамара Николаевна осталась дома, а Севка поехал проводить отца до Минной стенки.