Ветры низких широт

— Курс прежний... Все по-прежнему, — сказал Ковалев, спускаясь с «пьедестала», —Давление падает, Кажется, следует ждать кое-каких неприятностей. После завтрака зайду в каюту, приведу в порядок бумаги. А ты вызови Козлюка — особого шума не поднимай, — пусть обойдет со своими боцманятами все низы и, разумеется, верхнюю палубу и проверит штормовые крепления. А то, помнится, приказ был — на «Адмирале» катер прошляпили.

— Есть вызвать боцмана, — словно бы нехотя отозвался Бруснецов, дожидаясь, когда Ковалев возьмется за поручни трапа, и только тогда уже на всякий случай спросил: — Прикажете тропическую форму надеть после утренней приборки?

Ковалев уже было занес ногу на трап и резко обернулся к Бруснецову:

— По-моему, однажды мы уже условились: я дважды своих приказаний не повторяю.

— Есть, — уже более охотно и более поспешно сказал Бруснецов, и лишь только голова Ковалева скрылась в люке, позвонил интенданту: — Командиру отнесли тропическую форму?

— Так точно.

— А мне?

— И вам тоже.

— Ну, смотрите, архаровцы. Через полчаса объявлю тропическую форму одежды. Если командир заметит кого-нибудь не по форме одетым, пеняйте на себя. Я два раза говорить не стану.

— Так точно, — весело сказал интендант.

«Ну правильно, — подумал Бруснецов. — Им в лоб, а они по лбу».

Когда он стоял командирскую вахту, то днем никогда не взбирался на «пьедестал», только ночью разрешал себе посидеть там минут десять — пятнадцать, в основном же похаживал по мостику, выходил покурить на открытое крыло или вызывал подчиненных ему командиров боевых частей и начальников служб и команд и устраивал небольшой «напрягай». Вчера он не сделал этого помощнику с интендантом, а сегодня — извольте бриться — сам получил втык от командира. «Мальчишка, — подумал Бруснецов о помощнике, вспомнив его обиженное лицо. Помощник был моложе его года на четыре. — Мы в свое время...» Он не успел завершить свою мысль.

— Товарищ капитан третьего ранга! — доложил вахтенный офицер. — Приборка заканчивается.

— Хорошо... Вы получили тропическую форму?

— Никак нет... Велено было получать сегодня.

— Вот что, голубчик, — сказал Бруснецов отеческим тоном, — узнайте у вахтенных офицеров, кто из них уже получил тропическую форму. Пусть быстро переоденется и подменит вас. Вы меня поняли, голубчик?

— Так точно.

— Хорошо... Объявите по кораблю: форма одежды — тропическая.

«Вот так-то, — опять подумал Бруснецов. — «Напрягай» вовремя не сделал, теперь сам жди «напрягая». Нет, помощник определенно заслуживает, чтобы с него сняли здоровенную стружку. Хорошую флотскую стружку!»

— Товарищ капитан третьего ранга! — подал голос вахтенный офицер. — Романюк уже переоделся. Разрешите подменить.

«Ну-ну, — подумал Бруснецов о Романюке. — Наш пострел везде успел». Романюк был самым вероятным правоприемником в случае ухода Ковалева в академию и назначения его, Бруснецова, командиром «Гангута», поэтому он старался где можно строжить артиллериста, подобно тому как Ковалев строжил его самого. Впрочем, в это утро было не до строгостей, поэтому Бруснецов поспешнее, чем обычно, сказал:

— Подменяйся, голубчик, и поскорее. К приходу командира постарайся, голубчик, быть на месте.

Но если у офицеров с мичманами с тропическим обмундированием получился небольшой затор, то в кубриках еще вчера все примерили: и шорты, и рубашки с короткими рукавами, и пилотки с защитными козырьками, поменялись кто чем мог и теперь только ждали команды, чтобы начать переодевание. Человеку всегда хочется на границе времен года поскорее вылезти из зимней одежды и облачиться в весеннюю, чтобы потом ее с такой же охотой поменять на летнюю. То же настроение сейчас примерно наблюдалось и в кубриках, когда динамики разнесли долгожданную команду:

— Форма одежды на корабле — тропическая.

— Слушай, годок, — сказал Силаков Рогову, — и кривоногий же ты, однако. Видать, твой пращур долгонько из седла не вылезал.

— И тебя бог волосиками не обидел, — равнодушно отозвался Рогов. — Не иначе как одна из твоих прабабок дольше обычного на дереве задержалась.

— На каком дереве? — простодушно переспросил Силаков.

— А это такое дерево, на котором обезьяны всякие такие штучки делают. Видел в зоопарке?

— У нас в Пензе зоопарка нет... Только при чем тут моя прабабка?

Рогов ткнул Силакова пальцем в лоб.

— Да при том, килька, что, судя по твоим ногам, твоя недальняя родительница долгонько на дереве жила, потому что была... Словом, ты понял меня, Силаков?

— За что же ты мою бабку обидел? — тихо спросил Силаков.

— А за то самое, килька, что к старшим почтения не имеешь. Я тебе годок или не годок?

— Виноват, товарищ годок.

— Будешь всегда ласковым, никто твоих бабок не тронет. Ты понял меня, Силаков?

— Так точно, товарищ годок.

— Петр Федорыч! — неожиданно крикнул Ловцов. — А ну вылазь!

Хотя гроза и миновала для Петра Федоровича, он все еще продолжал прятаться, присмотрев себе местечко за рундуком, возле отопительного радиатора.

— Вылазь, вылазь, все равно знаю, где ты дрыхнешь.

Петр Федорович появился, вытянув свой длинный красный язык — было уже душно — и виляя хвостом.