Ветры низких широт

Соглашаясь, что и шторм, и так надо, Ловцов кивнул головой и тут же прижал наушник свободной рукой, пытаясь, кажется, распознать то, что не ухватывала станция, но из этого ничего не вышло, и он опустил руку.

— Хорошо бы покурить, товарищ лейтенант, — сказал он, будучи уверенным, что Суханов не услышит его, но Суханов услышал.

— Вернется Рогов, отпущу вас.

Рогов не появлялся долго. Когда же вернулся, тихо и робко попросился на свое место, чувствуя себя виноватым, и Суханов уступил ему место, не спросив даже, почему тот так долго торчал наверху.

— Волной окатило, — сказал Рогов. — Забежал в машину подсушиться. — Он подождал, не скажет ли кто чего, но так как все промолчали, то он сказал сам: — Шпарит там... Прямо через ходовой мостик.

— Не отвлекайтесь, Рогов... А вы, Ловцов, можете сходить покурить. Мичман, подмените Ловцова.

— Есть, — сказали в один голос Ветошкин с Ловцовым, и Ловцов вышел из поста, а Ветошкин, устроясь поудобнее на его месте, привычно, даже не отдавая себе отчета в том, правильно ли он поступает или неправильно, взялся за настройку. «Вот и возьмите нас за рупь двадцать, — недовольно подумал он. — Там, дома, накричали, что я отпустил Ловцова покурить, а тут сам — извольте бриться... Никакого постоянства».

Ветошкин ворчал зря. Он, к сожалению, не разглядел, что в последние две-три недели в Суханове произошел надлом, он словно бы утратил одни представления, не обретя еще других. Впрочем, самому-то человеку кажется, что он остается неизменным едва ли не всю жизнь, вот только сердцу порой не хватает места в груди да в ногах начинает похрустывать, а так что ж — все в норме, хотя эта норма давно уже уменьшилась вполовину.

Суханов не понимал, что с ним происходит, да он и не хотел этого понимать, временами забываясь, временами тоскуя, перебирая тогда в памяти все несложные перипетии его короткого знакомства с Наташей, но чем дальше время превращалось в расстояние, а расстояние сливалось со временем, ему все больше казалось, что перипетии были счастливыми и Наташу он знал так давно, что даже невозможно было припомнить, когда же они познакомились. «А может, ничего не было и нет? — думал Суханов. Ни Наташи, ни домика возле Аниного камня, ни самого камня. Все предельно просто: ничего нет, а есть только мои чувства, которые словно бы превратились в воспоминания. Придумали же люди сказки. Вот и я придумал... Но если ничего нет, то почему мне тревожно? Мне-то почему тревожно?»

Суханов как бы по наитию поднял глаза и, к стыду своему, заметил, как переглянулись Ветошкин с Ловцовым — Суханов не обратил внимания, когда тот вернулся и сел за «пианино», — и ему стало неприятно и обидно, что он опять пошел к ним с распахнутой душой, а они, кажется, снова что-то утаили от него. «Ну и черт с вами, — равнодушно подумал он. — Не больно и хотелось».

— Товарищ лейтенант, — прижимая наушник рукой, доложил Ловцов, перехвативший взгляд Суханова и тоже почувствовавший себя неудобно. — Надводная цель. Пеленг... Дистанция…

— Есть, — сказал Суханов и потянулся за микрофоном. — Ходовой, пост акустики. Есть цель. Пеленг...

— Добро, Суханов, попытайтесь классифицировать.

Но цель ушла из зоны слышимости, и классифицировать стало нечего.

— Мичман, душа вон, где цель? Где цель, я спрашиваю?!

Ветошкин сдвинул правый наушник на затылок, обиженно сказал:

— Мы же в пассивном режиме. Прикажите перейти в активный.

— Ходовой... Цель не прослушивается. Разрешите дать посыл? — попросил Суханов, помня свою ошибку с учебной целью.

— Не мельтешите, Суханов, — сердитым голосом тотчас отозвался командир. — Продолжайте работать в прежнем режиме. Докладывать постоянно.

* * *

Пятью минутами раньше на ходовой мостик к командиру поднялись Сокольников с Бруснецовым. Только что подкрались ранние сумерки, но облака продолжали подниматься, и видимость была достаточной. Ветер все так же перекатывал сырой воздух, который, подобно облакам, располагался грядами: в одних местах был погуще и посырее и пах тягучим рассолом, в других — уже подсох и словно бы поредел. Сегодня дважды в стороне появлялся самолет-разведчик палубного базирования, и Ковалев, словно охотник, напавший на след, был в меру азартен и в меру осторожен, но чей это был след и куда он вел, понять было трудно. Стараясь скрыть свое внутреннее волнение, Ковалев хмурился больше обычного.

— Ты сегодня как сыч, — невесело пошутил Сокольников.

— Почему же как... Я просто сыч. Сижу в дупле и жду своего часа.

— Считаешь, что он скоро пробьет?

— Не считая, в океан не отправляются, а сидят дома. Там по крайней мере тепло, светло и не дует.

— А, кстати, как ты полагаешь, когда перестанет дуть эта мерзость? Мне не удается показать матросам картину. — Заметив, что Ковалев усмехнулся, Сокольников тоже покривил губы в усмешке, хотя смешного, с его точки зрения, в их положении было маловато. — Ну и товарищам офицерам с мичманами также. Между прочим, могли бы через спутник, что ли, транслировать нам и телепередачи.

— А ты свяжись с чевээсом, — вполне серьезно подсказал Бруснецов.