Ветры низких широт

— Вот наглец... Старпом, пойдите к прожектору и сами напишите этому, пардон, наглецу: «Следуйте своим курсом».

Бруснецов прошел на прожекторный мостик, покопался там недолго с вахтенным сигнальщиком, а может, просто дождался, когда фрегат повторит свой вопрос, и с сигнального мостика в колеблющуюся тьму полетели, как искры, световые тире и точки.

Фрегат некоторое время шел параллельным курсом, погасив огни, потом приотстал и, резко свернув вправо, помчался догонять свой строй.

«Все правильно, — подумал Ковалев. — Нас облаял, а своим можно и хвостом повилять».

2

Ночь была черной, облака кое-где прорвались, и в прорехах проклюнулись большие звезды, которые падали на волны, скользя по ним бликами. Ветер заметно присмирел, и волна стала пологой, но качало еще сильно. Устанавливалась мертвая зыбь, обещавшая, кажется, теперь колебаться долго, упорно, до тошноты. Опять начало парить, на поручни, на леера, на площадки ложилась мохнатая роса.

Сокольников с Бруснецовым в эту ночь тоже не покидали ходовой мостик, понимая, что они в любое время могут понадобиться командиру. Они не заботились о том, что своим присутствием мешали ему думать, справедливо полагая, что он волен послать их к чертовой бабушке, иначе говоря, сказать им, чтобы они попусту не мельтешили на мостике и шли бы к себе в низы. Но он никуда не посылал их. Ему в эту ночь тоже не хотелось оставаться одному в обществе вахтенного офицера и вахтенного рулевого. В том случае, если бы пришлось принять однозначное решение, Сокольников с Бруснецовым вряд ли могли чем-то помочь ему. Ходовой мостик корабля не дискуссионный клуб, где бы каждый присутствующий выражал свое особое мнение, но — черт побери! — все-таки всегда приятно, когда рядом кто-то есть, а если эти кто-то не только ближайшие помощники, но в некотором роде еще и товарищи, то это и совсем хорошо. Правда, Ковалев мог бы просто приказать Сокольникову с Бруснецовым не отлучаться в эту ночь с мостика, но одно дело — приказать, и совсем другое, если они, не сговариваясь, решили так поступить сами.

Ковалев молчал, молчали и Сокольников с Бруснецовым, негромко жужжал репитер гирокомпаса, скатываясь с пологой волны, «Гангут» зарывался носом в воду, распарывая ее и обрушивая на себя грохочущую пену. В темноте она казалась серебристой и звонкой. Огни эскадры растянулись в длинную цепочку, как бы оградив собою ту часть океана, в которую «Гангуту», по их понятиям, заходить не следовало.

«Почему? — подумал Ковалев. — Случайно мы очутились в этом районе. Случайно нам повстречались супостаты. Случайно они выстроились в кильватер таким образом, что нам этот кильватер разрезать было невозможно. Не слишком ли много случайностей для одного океана? В океане, как мне помнится, господствовали всегда одни закономерности».

— Ты что-то хотел сказать? — спросил Сокольников с тайной надеждой разговорить командира.

— Нет, — буркнул тот. — Я ничего не хотел сказать.

— Не мне, разумеется, вмешиваться в твои действия, но я все-таки немного бы увалился влево.

«Влево я и сам хотел уваляться», — подумал Ковалев и спросил:

— А что это может дать?

— Просто проверим, как они себя поведут.

— Резонно, но если они чихнут на нашу эволюцию и проследуют своим курсом, то что прикажете после этого делать? — спросил Ковалев. — Я этот вариант давно продумываю. В нем столько же «за», сколько и «против».

Он опять надолго замолчал. Серебристо рушилась вода перед носом «Гангута», а справа едва ли не по всему горизонту тревожно и загадочно светились в темноте цепочкой золотые огоньки. Ковалев встрепенулся:

— Вахтенный офицер, лево десять. — Он взял микрофон, на ощупь включил контакт. — БИП, командир. Внимательно анализируйте действия супостатов.

Прошла минута и другая, «Гангут» уже лежал на новом курсе, и не он теперь скатывался с волны, а она набегала на его правый борт, и он закачался, словно сразу потерял остойчивость.

— Ходовой, БИП. Цель номер один. Пеленг... Дистанция... Цель номер два...

— Есть, — сказал в микрофон Ковалев. — Или они еще не заметили нашей эволюции, или не хотят ее замечать, — подумал он вслух. — Ну что ж... Тогда мы пропустим их и попробуем перейти на правый борт.

— Скорей бы проходила эта ночь, — вздохнув, сказал Бруснецов.

Ковалев живо повернулся к нему:

— А что, собственно, даст нам день?

— Да хотя бы то, что эти проклятые огни перестанут мозолить глаза. И эта черная ночь, дьявол бы ее побрал, не станет на психику давить.

— И у нас сейчас ночи стали уже черные, — сказал Сокольников. — Тут хоть тепло, а у нас скоро задуют осенние ветры.

— Уже задули, — поправил его Ковалев.

Прошло еще несколько минут, правый огонь пропал, видимо, корабль уходил за горизонт, скоро и второй стал едва просматриваться над водой, и по всему было похоже, что эскадра не собиралась менять курс.

— Ходовой, БИП. Цель номер один. Пеленг... Дистанция...

Ковалев спустился на палубу, подошел к визиру, медленно повел его по горизонту, огней снова стало пять, и первый — головной корабль заметно приближался. Ковалев вернулся на «пьедестал».