Вяземская Голгофа

– У тебя повсюду ад. Но должен же быть и рай? – Тимофей неотрывно смотрел на Вовкину лопату. Она была там, где ей и полагалось, – за сыромятным ремнем.

– Послушайте, отцы! Помогите выбраться! Вы же русские, так? – услышал Тимофей голос. Говоривший прервал речь тяжелым стенанием.

– Эй, не стони! Говори толком, кто ты и где? – насторожился Тимофей.

– Вы же божьи люди, так? Про ад и рай рассуждаете, так?

– А ты кто?

– А я боец армии генерала Ефремова. Я в болото провалился. Помогите!

Последнее слово боец армии Ефремова выкрикнул в паническом ужасе. Пустое пространство болота на все лады повторило его крик. Вяземская пуща словно хохотала тысячью ехидных голосов, издеваясь над жалкими горестями полуживых людишек.

– Где ты? Где ты? Где ты? – твердил Тимофей, осторожно передвигаясь по зеркальной поверхности замерзшей воды.

Он полз на животе, ощупывая левой рукой пространство перед собой. Боец армии Ефремова молчал. Может, уже утонул? Длинная сучковатая жердь каким-то чудесным образом оказалась в руке Тимофея. Она просто возникла из ниоткуда. Так смирно лежала на льду, словно кто-то её специально бросил.

– Да, это моя палка, – голос звучал совсем близко. – Протяни её мне. Я ухвачусь. Да не туда! Левее! Скорей! Помоги-и-и!!!

Что-то захлюпало, завозилось. Лед под животом Тимофея хрустнул. Он почувствовал, как кто-то ухватился за конец палки. Тянуть было легко. Ильин, встав на колени, осторожно пятился назад. Теперь он видел спасенного – человека в длинной, насквозь вымокшей шинели и буденовке, застегнутой под подбородком на все пуговицы. На бойце армии генерала Ефремова была офицерская портупея с кобурой и высокие валенки. Когда он поднялся во весь рост, Тимофей разглядел молодого человека, совсем юношу, с едва пробившимися над верхней губой усами. В темноте нашивок не рассмотреть, но Тимофей знал: перед ним не просто боец, перед ним офицер.

– Капитан Ильин. Бежал из плена. Из вяземского лагеря. Пока скрывался в Вязьме, слышал: войска Западного фронта перешли в наступление и…

– … и оказались в окружении. А я должен снять валенки, иначе ногам моим конец.

– Пойдете по снегу босиком?

– Тут недалеко, не более километра. Вы не дадите мне ваши портянки? Ах, да! Командир второй батареи, лейтенант Незавидов. Зовите меня просто Пашей.

– Эх, Паша! Не завидую я тебе!

* * *

О Вовке нехристи и думать забыли. Свершился Божий промысел. Избавление от непосильного бремени наступило само собой. Анчутка помог буденновцу разуться, растер его ноги, обмотал их своими портянками и они отправились восвояси. Наверное, буденновец знает, где можно быстро найти смерть. Подумать только, армия Ефремова! Жалкая горстка обмороженных, голодных, почти безоружных вояк в окружении сытого, обогретого, хорошо вооруженного врага…

Впрочем, так ли уж уютно немцам в вяземских лесах? Шастая вдоль кромки болота, Вовка между делом раздел одного завалященького мертвячка-немчика. Обмундирование на нем оказалось паршивенькое. Шинелька суконная, но тонкая, не для русских холодов. Китель сильно заношенный и завшивленный, так же, как и нижнее бельё, которое, по Вовкиному авторитетному мнению, годилось лишь для свидания с прекрасной фройляйн, но только после основательной прожарки. Вместо подшлемника голову мертвеца, на манер бабьего платка, покрывала русская байковая портянка, а на ноги были налеты русские же валенки. Перед тем, как умереть, немец обморозил себе ухо и два пальца на левой руке. Все эти малоутешительные обстоятельства не помешали Вовке надеть на себя его шинель, китель, ранец и, конечно же, оружие. Всё пришлось по росту и по размеру. Вот только портянками и валенками он не захотел воспользоваться и поверх суконной шинели надел собственный, видавший виды ватник. Что ж, теперь можно разведать и о житье-бытье немцев. Анчутка больше не помеха, так отчего же не попытаться?

Проникнуть на вражеские позиции удалось беспрепятственно. Часовой не просил у него пароля, а попросту окликнул:

– Sind Sie es, Jurgen?[43]

– Ja![44] – отозвался Вовка. А что ещё оставалось ответить?