Последовательное социалистическое плановое хозяйство нового типа, за которое мы тут выступаем, упраздняет закон стоимости, но, конечно, это далеко не единственный возможный экономический порядок. В экономически и политически независимой империи в принципе также был бы возможен укрощенный, ограниченный капитализм или смешанный порядок собственности. Разумеется, установленные государством общие условия должны были бы охватывать всю империю, чтобы не вызвать конкуренции у различных ее народов, что угрожало бы имперскому единству. Не говоря уже о том, что в этих случаях вопреки всевозможной антибуржуазной риторике борьба объявлена только одному определенному типу буржуа; так как иерархии и дальше должны образовываться в соответствии с категориями владения, производительности, успеха – т.е. натуралистический принцип упорядочения сохраняется – и в основе концепции «смешанной системы» лежит противоречие. Артур Волль пишет о тесно связанном с нею представлении о том, что «при сохранении рыночной системы государство должно заботиться об общем управлении процессом (глобальном управлении)», что «было бы не слишком трудно обнаружить противоречие в этой концепции. Остающихся у государственного управления процессом конкурентных элементов едва ли достаточно, чтобы гарантировать существование рыночного порядка на длительный срок, или же они настолько сильны, что провозглашение глобальных целей и ориентационных данных является едва ли чем-то большим, нежели основывающейся на принятии желаемого за действительное экономико-политической верой».
Карл Маркс выражает то же самое с противоположной позиции, когда пишет: «Все они говорят вам, что конкуренция, монополия и т. д. являются в принципе, то есть если их взять как отвлеченные понятия, единственными основами жизни, но что на практике они оставляют желать многого. Все они хотят конкуренции без пагубных последствий конкуренции. Все они хотят невозможного, то есть условий буржуазной жизни без необходимых последствий этих условий. Все они не понимают, что буржуазный способ производства есть историческая и преходящая форма, подобно тому, как исторической и преходящей была форма феодальная. Эта ошибка происходит оттого, что для них человек-буржуа является единственной основой всякого общества, оттого, что они не представляют себе такого общественного строя, в котором человек перестал бы быть буржуа».
Более убедительна тут уже концепция Фая, который пишет, что бороться нужно именно с «всемирной, неконтролируемой системой свободной торговли, а не с игрой рынка». Но для Фая натуралистический принцип упорядочения, естественно, также является не сырым и ошибочным, а следствием «жизненно правильного облика человека». А капитализм для него это не разрушительный способ производства, который потому необходимо упразднить, а образ мыслей купца, который необходимо преодолеть.
Концепция «смешанной системы», напротив, имеет куда больше общего с «догматическим» марксизмом-ленинизмом, чем многие думают: «Ленин и его наследники хотели планировать стоимость, освободить от анархии рынка и несправедливости конкуренции и вследствие этого сделать ее полезной для трудящихся. Даже для вытащенной из социалистических рабочих прибавочной стоимости они знали справедливое и социалистическое применение. То, что эти старые марксисты, очевидно, неправильно поняли «Капитал» Маркса, что они читали эту книгу не как критику капиталистического богатства, а как учебник правильной хозяйственной деятельности, что Маркс хотел упразднить стоимость как меру богатства, а не «осознанно применять» ее, что, наконец, проект планирования стоимости является вздором и противоречием», относится к неприкосновенному интеллектуальному фонду непролетарских марксистов.
Оставляющая за спиной старые догмы критика капитализма – это не запутанная смесь из всех возможных буржуазных и марксистских экономических теорий, а последовательная критика капиталистического богатства, которая является не альтернативной экономической теорией, а критикой данной политической экономии.
Впрочем, излишне горячие споры по этим вопросам, мало помогают добраться до цели, ввиду того факта, что создание независимой империи – безусловная предпосылка, чтобы восстановить примат политики по отношению к экономике. Евразийская империя определенно не будет достигнута путем создания какой-то особенно хитрой экономической программы. Сначала нужно создать духовные предпосылки, но не в духе абстрактной морали, а в сознании того, что жизнь – это ничто без связи с тем, что означает «больше, чем жизнь». Только когда мы осознаем то, что в первую очередь сотворение кумира из эго, будь это эго индивидуальным или коллективным, вызывает разрушение всех культур, может быть создана настоящая империя. Так и фундаментальные экономические изменения тоже предполагают изменения широкого сознания. С массой буржуазных конкурирующих субъектов, само собой разумеется, ни о какой экономике удовлетворения потребностей нельзя даже и думать.