Видение Евразии. По ту сторону национализма и интернационализма

До формирования капиталистических наций в центре большинства групповых принадлежностей находились в первую очередь личные или региональные связи. Общности и порядки внутри какого-либо этноса одновременно создавали надэтнические объединения. Этническая принадлежность здесь образовывала как бы питательную среду для деятельности, выходящей за ее пределы. Существовала возможность, что члены одного сословия из различных этносов лучше понимают друг друга, чем члены разных сословий из одного и того же этноса. В противоположность этому в девятнадцатом веке основательно занялись созданием националистических мифов, чтобы показать только что созданную капиталистическую нацию как политическое выражение онтологического единства.

Различие с североамериканским образованием нации (как государственной нации) состоит по существу только в том, что США с самого начала формировались «как капиталистическое классовое общество из свободных граждан, которые приобрели права гражданства». Национальное самопонимание американской государственной нации состоит фактически ни в чем ином, как в принадлежности к капиталистической и империалистической успешной державе. Однако не нужно игнорировать следующее: народы становятся все более похожими друг на друга, и вместе с тем различие между этнической и государственной нацией становится все более и более излишним. «Значительные общественные связи являются связями максимально деловой природы, а именно осуществляются через деньги [...] Своей жизнью современные граждане практически опровергают слух, будто бы их все еще создают и удерживают вместе особым способом существования». Так как даже «преданные народу» в самом широком смысле не могут сегодня даже приблизительно представить, что, собственно, означает быть немцем помимо гражданства, языка и истории. Еще труднее ответить на этот вопрос в общем плане. Таким образом, поиском «немецкой сущности» сегодня занимаются, в лучшем случае, национальные романтики.

Поэтому можно задать вопрос: что, собственно, в современном немецком «народе» достойно сохранения? [Прим. ред. ВС: Например, его высокий интеллект!] «Биологическая субстанция» как «источник культуры» была бы возможным ответом. Однако народ – это не раса, т.е. биологическое единство, но он состоит, если основываться на традиционном типологическом учении о расах, как известно, из различных рас. Народ – это, прежде всего, культурное единство, но отнюдь не «кровная общность» (даже если какое-то определенное расовое родство может образовывать какой-то признак). Если считать «биологическую субстанцию» такой важной, то нужно было ставить в центр не просто народ, даже не большую расу, а проводить различие также внутри одного народа между ценной и малоценной «биологической субстанцией». Соответствующим образом в одном тексте на одном интернет-сайте «еврорусских» говорится: «Мировая история – это не только борьба больших рас, но в еще большей степени – борьба расовых ядер со своей собственной генетической периферией» (В.Б. Авдеев).

[Прим. ред. ВС: Как раз наоборот: Народ – это, прежде всего, кровная общность и его культура обусловлена расовыми особенностями. Автор вырвал цитату из книги Владимира Авдеева «Расология», глава Биологическая основа нордического мировоззрения. Эта глава была опубликована в Немецкой рубрике сайта «Велесова Слобода». Рекомендуем для чтения: Ричард Ферле. Эректус бродит между нами]

Этот раскалывающий народы биологический расизм хоть и сумасброден, но, по крайней мере, последователен. На такое требование, естественно, следовало бы принципиально возразить тем, что биологическое в человеке не является определяющим элементом, во всяком случае, когда речь идет о существе, достойном называться человеком. Даже тот, кто признает психическую и надбиологическую реальность, но понимает ее в односторонней обусловленности через биологическое, защищает материалистическую по сути идеологию. Так и нашептанное французом Гийомом Файем о народе как «трансцендентальном единстве предков, живущих и потомков» тогда также оказывается лишь началом новой попытки повлиять на массу после потери ею естественного и здорового понимания собственного происхождения, используя при этом мифы и внушения, «которые должны наэлектризовать ее, пробудить в ней элементарные инстинкты и льстить ей с помощью видений и химер, избранности, уникальности и силы» (Эвола).