Читаем Видимый человек, или Культура кино полностью

О том, какие бывают у вещей лики, знает каждый ребенок, и потому он с замирающим сердцем крадется через сумеречную комнату, где корчат страшные рожи стол, шкаф и диван, явно пытаясь что-то сказать. Даже во взрослом возрасте нам порой чудятся в облаках необыкновенные фигуры. Даже на самого трезвого рационалиста нагоняет страх шевеление черных деревьев в ночном лесу, до жути отчетливое. Конечно, иногда вещи представляются нам милыми и приятными. Стоит только на них взглянуть, и на душе становится необычайно хорошо, как от успокаивающей улыбки доброго друга. Чаще всего мы даже не понимаем, откуда это чувство берется. Нет, дело не во внешней красоте, но в живой физиогномике, которой наделен всякий предмет.

И в этой области ребенок большой дока, поскольку вещи для него – не только предметы потребления, не только инструменты и средства для достижения своих нужд. Ребенок видит в каждой вещи живой организм, обладающий душой и телом. Да, художник как дитя, он не стремится вещами пользоваться, но хочет их понять.

Экспрессионизм

Когда удается нащупать тайную физиогномику вещей, выделить и сделать для всех явной, в живописи и других изобразительных искусствах это называют «экспрессионизмом».

Вещи – как стыдливые женщины, чье лицо скрыто под вуалью. Вуалью традиционного и абстрактного видения. Экспрессионизм эту вуаль срывает. И тогда вещи предстают в ином свете. Как меняется от прилива эмоций наше лицо и черты его искажаются, такое же преображение претерпевают и вещи в зависимости от нашего на них взгляда. Чем больше в эмоциях страсти, тем менее узнаваемы лица людей – и вещей.

Искусство кино как никакое другое призвано живописать «лики вещей». Речь идет не только о закрепившейся в общем сознании физиогномике, но также о мимике, загадочной и полной тайн. Кинематограф, бесспорно, самая своеобычная сфера экспрессионизма, возможно, даже его единственное легитимное пристанище. Так или иначе все современные фильмы невольно приближаются к этому стилю.

Степени экспрессионистского «отклонения» от нормы сильно разнятся. Есть экспрессионизм умеренный, выборочный, такой часто применяет в своих фильмах Йеснер. Суть его в том, что режиссер не искажает формы, но пользуется теми, что уже заведомо искажены, – он заполняет ими задник вместо привычных, недостаточно, по его мнению, выразительных. Он не воздвигает кривые стены там, где они ровные, но – раз уж перекос неизбежен – разыгрывает сцену под стеклянной крышей ателье. Он находит экспрессионизм в занавесках, ширмах и лестницах, какие способны принять самые фантастические очертания и не казаться при этом «нереальными» или «нездешними».

От этого натуралистического экспрессионизма до знаменитого фильма Роберта Вине о Калигари с осторожным подзаголовком «Мир глазами безумца» – фильма, где демоническая мимика вещей столь сильна, что те перекочевали из своих неодушевленных сфер в одушевленные сферы человека, кинематограф сделал бесконечно много шагов, преодолев самые различные промежуточные стадии в угоду любому режиссеру и любому сорту публики. Фильм обладает всеми возможностями, чтобы показать экспрессионистическую мимику в ее развитии и так добиться эффекта предельного правдоподобия. В наши дни уже навряд ли найдется режиссер, который терпеливо бы сносил нейтральность и «холодный» фон и не стремился бы придать всему, что происходит на экране, такое же настроение, какое отражено на лицах актеров.

Сны и фантазии

В этой области экспрессионизм заявляет о себе в полный голос, что ясно даже неискушенному. И в самом деле, в фантазиях и снах вещи могут выглядеть совсем по-другому. Ведь они отображают не внешние предметы, но прежде всего внутренние состояния. Лирические и психологические возможности для режиссера в этой области безмерные, и даже публика играет ему на руку. Особо амбициозным предоставляется шанс добиться постепенного погружения зрителя в созданный художественный мир, где каждый предмет есть проекция внутреннего состояния. И разве не настало время мало-помалу и вовсе упразднить границу между снами и грезами, между видением и наблюдаемым в волнении образами мира? Но где же граница?

Абсолютное непонимание вызывают режиссеры, которые не пользуются предоставленным им шансом и воспроизводят сны и фантазии с таким натурализмом, как если бы они происходили в реальности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Рим». Мир сериала
«Рим». Мир сериала

«Рим» – один из самых масштабных и дорогих сериалов в истории. Он объединил в себе беспрецедентное внимание к деталям, быту и культуре изображаемого мира, захватывающие интриги и ярких персонажей. Увлекательный рассказ охватывает наиболее важные эпизоды римской истории: войну Цезаря с Помпеем, правление Цезаря, противостояние Марка Антония и Октавиана. Что же интересного и нового может узнать зритель об истории Римской республики, посмотрев этот сериал? Разбираются известный историк-медиевист Клим Жуков и Дмитрий Goblin Пучков. «Путеводитель по миру сериала "Рим" охватывает античную историю с 52 года до нашей эры и далее. Все, что смогло объять художественное полотно, постарались объять и мы: политическую историю, особенности экономики, военное дело, язык, имена, летосчисление, архитектуру. Диалог оказался ужасно увлекательным. Что может быть лучше, чем следить за "исторической историей", поправляя "историю киношную"?»

Дмитрий Юрьевич Пучков , Клим Александрович Жуков

Публицистика / Кино / Исторические приключения / Прочее / Культура и искусство
Супербоги. Как герои в масках, удивительные мутанты и бог Солнца из Смолвиля учат нас быть людьми
Супербоги. Как герои в масках, удивительные мутанты и бог Солнца из Смолвиля учат нас быть людьми

Супермен, Бэтмен, Чудо-Женщина, Железный Человек, Люди Икс – кто ж их не знает? Супергерои давно и прочно поселились на кино- и телеэкране, в наших видеоиграх и в наших грезах. Но что именно они пытаются нам сказать? Грант Моррисон, один из классиков современного графического романа («Бэтмен: Лечебница Аркхем», «НАС3», «Все звезды. Супермен»), видит в супергероях мощные архетипы, при помощи которых человек сам себе объясняет, что было с нами в прошлом, и что предстоит в будущем, и что это вообще такое – быть человеком. Историю жанра Моррисон знает как никто другой, причем изнутри; рассказывая ее с неослабной страстью, от азов до новейших киновоплощений, он предлагает нам первое глубокое исследование великого современного мифа – мифа о супергерое.«Подробнейший и глубоко личный рассказ об истории комиксов – от одного из умнейших и знаменитейших мастеров жанра» (Financial Times).Книга содержит нецензурную брань.

Грант Моррисон

Кино
Мой друг – Олег Даль. Между жизнью и смертью
Мой друг – Олег Даль. Между жизнью и смертью

«Работа не приносит мне больше удовольствия. Мне даже странно, что когда-то я считал ее для себя всем», – записал Олег Даль в своем дневнике, а спустя неделю он умер.В книге, составленной лучшим другом актера А. Г. Ивановым, приводятся уникальные свидетельства о последних годах популярнейшего советского актера Олега Даля. Говорят близкие родственники актера, его друзья, коллеги по театральному цеху… В книге впервые исследуется волнующая многих поклонников Даля тема – загадка его неожиданной смерти. Дневниковые записи актера и воспоминания родных, наблюдавших перемены, произошедшие в последние несколько лет, как нельзя лучше рассказывают о том, что происходило в душе этого человека.Одна из последних киноролей Даля – обаятельного негодяя Зилова в «Утиной охоте» Вампилова – оказалась для него роковой…«Самое страшное предательство, которое может совершить друг, – это умереть», – запишет он в дневнике, а через несколько дней его сердце остановится…

Александр Геннадьевич Иванов

Биографии и Мемуары / Кино / Документальное