Вихрь

— Домой?.. Если бы я мог!.. — ухмыльнулся Шандор себе под нос, однако так, чтобы его мог слышать и пастор, работавший с ним рядом. В доброе мирное время пастор произносил такие пышные проповеди, а теперь из него и слова не выдавишь.

— Отпусти нас домой, — попросил Шандор русского солдата, руководившего работами. — Видишь, жители уже уезжают. Жену и детишек эвакуируют. Отпустишь?

— Домой? Нельзя. Я же вам говорил, что надо торопиться, а вы не спешили. Окопы к вечеру должны быть готовы, а то придут фашисты и всех нас пуф-пуф. Капут, как они говорят. Понял? — проговорил солдат и камнем упал на землю, как только заслышал в воздухе вой летящей мины. Через несколько минут она взорвалась, и довольно близко, шагах в двадцати. Засвистели осколки. Пастор, сев на дно траншеи, начал молиться сквозь слезы.

— Не плачьте, господин пастор. Нехорошо это, — склонился над ним Шандор, а про себя подумал: «Боже мой, сколько бед свалилось на голову. Деревню эвакуируют, отправляют детей, женщин, а тут еще с пастором возись…»

Вечером, когда окоп был отрыт, пастор, низко опустив голову, трусцой побежал домой. Шандор Сарка тоже направился домой. Он не спешил, но по дороге думал только о том, что его там ждет. Впереди виднелась запоздавшая повозка, нагруженная подушками, одеялами. Тут же лежал мешок пшеницы, рядом сидели детишки и их мать. Отец одной рукой тянул на веревке корову, а другой — стегал ее.

В тот момент, когда Шандор вошел в дом, гитлеровцы перешли в наступление. Выходит, русские не зря торопили с окопами, для них переход фашистов в наступление не был неожиданностью.

Все вокруг превратилось в сущий ад. Кругом рвались снаряды, свистели осколки. Руки у Шандора так тряслись, что он с трудом открыл дверь дома. Но тряслись у него не только руки — казалось, и внутри все содрогалось от страха. Вдруг то ли во дворе, то ли в саду что-то загрохотало. Шандору показалось, что взрыв произошел у него внутри…

Бросив взгляд на стену, он увидел возле двери надпись: «Мы уехали в Берени, если можешь, приезжай».

Значит, он уйдет из села самым последним, а сюда придут русские солдаты, которые будут оборонять село от фашистов.

Тяжело было смотреть на село: домов двадцать пять начисто сгорело, от домов тридцати остались одни развалины. И все же деревня не перестала существовать, потому что осталась земля, сады, огороды.

А если разобраться, то село вообще нельзя стереть с лица земли. Каким бы разрушенным и разоренным оно ни казалось, все равно оно существует. Что-то осталось от домов. В подвалах, например, сохранилось зерно. Вот пройдет первый наплыв ужаса, и нужно будет жить: не умирать же теперь с голоду. К тому же осенние посевы сохранились, их война не смогла уничтожить.

А сейчас не за горами пора весеннего сева. Можно уже сеять, особенно тем, у кого есть чем обрабатывать землю.

Беда в том, что во всем селе нет тягла. Кое-кому, однако, удалось сохранить животных. Более того, некоторые, не имевшие раньше никакого скота, теперь возвращались в село, имея пару лошадей и повозку. Где они их взяли, неизвестно. Шандору Сарка такое счастье не улыбнулось. Он не привел в дом ничего. Зато ему посчастливилось в другом: он обнаружил у себя во дворе четырех свиней. Как они туда попали, кому принадлежали, этого он не знал, да и не мог знать.

Сельские господа сбежали куда глаза глядят. Дни шли, а они все не возвращались. Осиротела церковь, осиротела сельская управа. С одной стороны, это было плохо, а с другой — отнюдь нет. Никто не требовал уплаты налогов, пастор не читал своих проповедей, никто не требовал соблюдения законов. Однако хорошо было бы все же иметь документы на этих свиней. Человек всегда чувствует себя спокойнее, когда у него документы лежат в ящике стола.

И эти документы у него появились.

Жил в том селе сапожник, который до этого был осужден за подделку документов на домашний скот и получил наказание — шесть месяцев тюрьмы. Срок он отбыл как раз перед тем, как фронт подкатился к их селу. Этот-то сапожник и стал головой сельской управы: все знали, что у него хороший почерк. Он достал соответствующие печати, бланки и тому подобное и стал выдавать направо и налево справки, кому какие нужны. Подписав такую справку, он дышал на печать, а затем ставил ее на бумагу. И не было в этом ничего плохого.

— Нужны справки, — попросил его Шандор.

— Справки, дядюшка Шандор? Сколько вам их нужно? — поинтересовался сапожник, доставая бланки.

— Четыре бы…

— Только-то?

— На четырех свиней.

— Хочешь загнать их?

— Трех, по крайней мере. Нужно покупать тягло.

— Нужно, на свиньях пахать не будешь, хе-хе-хе… — Он подышал на печать и шлепнул ее на бланк. — Знаешь, что я тебе скажу, дядюшка Шандор…

— Скажи, дорогой, скажи.

— Я тебе вот что хочу сказать… Жаль продавать этих свиней. В наше время не следует человеку распродавать то, что ему удалось сохранить.

— Верно, но что поделаешь? Лошадь мне нужна, о корове я уже не мечтаю, ее сейчас и за золото не купишь.

— Конечно, лошадь заполучить проще. Вскочил ей на спину, дернул вожжами, ударил кнутом, поехал — и след простыл.