Вихрь

Вдруг дверь в подвал распахнулась, и по лестнице почти кубарем скатился вниз безоружный гитлеровский солдат. Он был молод, с легким пушком на подбородке.

— Спасите меня! — умоляюще попросил он по-немецки и тут же начал сбрасывать с себя шинель, френч. Через минуту он остался в одной нижней рубахе.

— Наверху ведь еще есть ваши, почему вы не идете вместе с ними? — спросил немца председатель суда.

— Все они идут на верную смерть! — выкрикнул солдат, испуганно озираясь по сторонам.

Мы молча смотрели на него.

— Нельзя! — закричал вдруг полковник. — Люди, не разрешайте ему оставаться здесь, ведь всех нас строго покарают за него!

— Мне только восемнадцать лет!.. — взмолился немец.

— Выходи! Выходи отсюда! — закричал полковник, подскакивая к солдату. — Может быть, именно он и застрелил нашего старика!

Все молчали. Солдат как был в нижнем белье, так и выскочил из подвала на улицу.

И тогда белокурая девушка, схватив мой плащ, побежала вслед за солдатом. Мы не знали, как эта девушка попала к нам, и теперь не знали, куда она так неожиданно побежала…

Постепенно ее шаги замерли вдали, а мы молча сидели в своем подвале.

Вскоре настал рассвет.

На рассвете по проспекту Яноша Хуняди с ужасным грохотом промчались огромные русские танки. На улицах все еще лежали большие красные полотнища парашютов. Одна из машин остановилась перед нашим домом. Это был не танк, а похожий на него тягач, на котором приехали солдаты, каких мы еще не видели ни разу в жизни. Большие и маленькие колеса вращали гусеницы тягача. Он был похож на какого-то невиданного исполина. Какие руки строили его? Какие руки управляют им? Нам казалось, что он излучает какую-то немыслимую силу и энергию. Такое под стать только народу-великану…

ДОМИК ПОД СКАЛАМИ

Человек, копавший землю, был горбат. Наиболее тяжелое зрелище представляет собой горбатый; когда он копает землю. А если в довершение ко всему этот горбатый — женщина! Платье топорщится у нее на горбу, делая ее похожей на страшное, неуклюжее пугало.

Горбатая Тера рыла узкую яму длиной шага в два, удивительно похожую на могилу. Ветер полоскал складки ее платья. В конце зимы в горах всегда свирепствуют сильные ветры. Проносясь между обрывистых скал, ветер как бы стонет и плачет. Весной, на масленицу, в горах каждую ночь можно слышать протяжный тоскливый вой. Особенно сильно ветер завывал наверху, у подножия скал, где и жила Тера Гач.

Земля, в которой Тера копала нечто похожее на могилу, была твердой и каменистой. Лопата медленно поворачивалась в слабых женских руках, все глубже и глубже уходя в землю. Когда колокол на деревенской церкви возвестил полдень, из ямы был виден лишь один горб Теры. Земля, выброшенная наверх, напоминала собой какую-то зловещую черную птицу. Колокол все еще гудел, наполняя звуками яму, когда к ней тихо подошел мальчик.

— Тетя Тера, ты кого похоронишь в этой яме?

Горбунья на миг выпрямилась и неожиданно залилась таким громким смехом, который заглушил даже колокольный трезвон. Она смеялась до тех пор, пока не умолк колокол.

— Глупыш, что ты мелешь? Кого ж я могу хоронить? — Она оперлась на лопату и продолжала: — Мы ведь, глупенький, и маму-то твою не здесь похоронили. Помнишь, какой красивый венок был у нее на могилке?

Словно вспомнив о том, что должен делать человек, когда он говорит о смерти недавно умершего родственника, Тера поднесла к глазам край передника: слезы мигом навернулись у нее на глаза.

— Бедняжка! Скоро у нее на могиле цветы расцветут…

А голос малыша уже опять звенел, как колокольчик. В конце концов ему просто хотелось поговорить с кем-нибудь.

— А я знаю! Знаю! Сюда ты зароешь моего папу, да, тетя Тера?

Горбунья, уже успев вытереть слезы, снова рассмеялась.

— И что за глупости ты говоришь! Ты же знаешь, что папа твой далеко, в русском плену.

Сказав это, она копнула еще несколько раз, затем на миг остановилась и уже весело продолжала:

— Подожди, Яника. Русские уже разбили фашистов, гонят их на запад. Вот увидишь, скоро твой папка вернется домой.

— Может, тогда и мама вернется?

— Нет, Яника, мама твоя уже никогда не вернется. Но ты не бойся, малыш, мы и втроем заживем на славу. С хозяйством я, пожалуй, справлюсь не хуже, чем твоя мама. Ну-ка, подойди ко мне, я вытру тебе мордашку, весь-то ты в грязи. Вот так. Ну беги, играй. Я скоро приду и накормлю тебя, голубчик ты мой.

Тера продолжала копать. Вскоре лопата стукнулась обо что-то твердое. Женщина почувствовала прилив новых сил, а через несколько минут перед ней лежало заколоченное досками большое корыто. На дне ямы оно и на самом деле было похоже на гроб.

Доски подгнили и легко поддались нажиму лопаты. Холщовая простыня, в которую было завернуто содержимое корыта, покрылась легкой плесенью. Тера развязала узел, и перед ней, словно новехонький, лежал черный костюм зятя, сшитый на свадьбу. Руки Теры нетерпеливо шарили по углам корыта. Но и там было сухо, а вещи — целехоньки. Она еще раз погладила рукой ткань костюма, затем, словно испугавшись нахлынувшей на нее радости, проворно выскочила из ямы и побежала к разрыдавшемуся вдруг ребенку.