Вихрь

Разумеется, никто не мог ответить на этот последний вопрос. Они сами должны были сделать выбор… И сделали его с трудом. Сначала махали рукой, мол, теперь все равно, да и сами они не солдаты, а простые рабочие. Защищая свои интересы, они выполнили свой долг, испробовали все пути, а дальше уже никакого пути и нет. Армия, война — все это дело военного командования. В стране достаточно солдат и без них, а если даже и недостаточно, то одна какая-то бригада положения все равно не изменит… Кое-кто говорил, что старое уже ни на что не годится и больше никогда не вернется, они же настоящие солдаты, даже если на них нет военной формы, а в руках оружия; у них одна судьба с теми, кто воюет на фронте. И чтобы избежать поражения, они должны пойти на риск, даже если суждено будет погибнуть. Но риск может привести их и к победе…

Их решение созрело не по настоянию политкомиссаров, не по требованию устава и не по воле командиров. Так решило большинство, масса, а те, кто не мог прийти к этому решению, были рады, что с них сняли эту заботу. Они прощались со своими родными, близкими и шли. Ругали на чем свет стоит жару, пыль, высотки, ворчали во время трудных переходов, скандалили с поварами, но, как только подходили к какому-нибудь селу или городу, сразу же приводили себя в порядок и бодро запевали песню. Бессознательно отмеряли время и расстояния и старались сохранить силы для того, чтобы осилить и то и другое.

Когда же выяснилось, что к Тисе они все же шли напрасно, они не стали кричать, что вот, мол, так они и знали… А если бы кто-нибудь и начал кричать, то его сразу же убили бы на месте. А как же иначе? Они выбрали для себя этот путь и должны были пройти его до конца, независимо от того, что об этом может подумать тот или другой человек. Спрашивать их о том, зачем они сюда пришли, было так же глупо, как жаловаться на то, зачем они родились на этот свет, зачем живут на нем.

Именно поэтому некоторое время они еще надеялись на то, что известие, дошедшее до них, ложно и их снова хотят обмануть. Однажды, было это Первого мая, их уже пытались провести. Как только они, радостно взволнованные, вышли на улицы Тарьяна, то узнали, что от Пейера[20] получена телеграмма, в которой говорилось о том, что якобы советское правительство ушло в отставку. А вдруг и сейчас нечто подобное?..

Командир приказал, и они направляются теперь домой так же послушно и организованно, как шли раньше сюда. Никто и слова не сказал против. Шли строем, с оружием и со всем, что у них осталось. Об убитых заботиться уже не нужно было, раненых уложили на подводы, которые катили в середине колонны.

По пути к ним присоединялось много людей: одни потому, что тоже хотели попасть домой и им было по дороге; другие потому, что считали — им теперь все равно куда идти, лишь бы уйти отсюда…

В одном селе колонну обстреляли. Пуля попала какому-то рабочему в живот и свалила наповал. Времени остановиться, чтобы разыскать убийцу, не было, и они не остановились. Не было времени остановиться даже для того, чтобы немного передохнуть, хотя преследовавшие их румыны[21] не очень-то спешили. Стоит ли превращать в развалины несколько домов? Да и кому мстить? Для этого нужно знать, чья это была пуля и кому она предназначалась…

Убитого положили на повозку к раненым, чтобы похоронить, когда представится возможность. На случай если в них снова будут стрелять, подготовили к бою пулемет, чтобы можно было ответить тем же.

Село осталось позади. Следующее село обошли стороной. Дальше дорога делала большой изгиб, и они сэкономили несколько километров, идя напрямик по сухому запущенному полю.

Обойти город было нельзя. На это потребовалось бы слишком много времени, да и с дороги сойти невозможно, так как ночью долго лил дождь. Стоило только кому-нибудь из бойцов оступиться и сойти с дороги, как он сразу же по щиколотку увязал в липкой грязи. Вот тогда-то они и выслали парламентеров к коменданту города, чтобы предупредить его…

Когда подвезли пушки, обеспечивающие безопасность бригады, приказа двигаться дальше отдавать не пришлось: все и без того начали собираться, строиться, прекращали кормить лошадей — надо было их снова запрягать.

Впереди колонны встал командир роты. Уставшими, покрасневшими глазами он внимательно оглядывал ряды строившихся солдат. Кивнув головой, жестом подозвал к себе Берталана Гала.

— Подойди-ка ко мне, давай немножко поотстанем. — Сделав несколько шагов, он повернулся к Галу. — Я тебе кое-что сказать хочу. Только вот не знаю как… По-дружески или официально?

— Давай попросту, — предложил Гал. — Чего там…

— Ладно. В штабе решили оставить здесь одно отделение для прикрытия. — Командир роты рукой махнул в сторону города. — Чтобы эти гады не попытались настигнуть нас… В штабе предложили оставить тебя, с отделением…

— Понятно, — ответил Гал. — Только зачем же все отделение?..

— А что, разве много? У тебя и так не полное отделение.

— Я не об этом думал. Хватит, если вместе со мной останутся семеро…

— Значит, двое…

— Двое пусть идут. Со мной останутся семеро…