Придя на станцию, увидел, что от нее только что отошел последний состав. Догонять его я даже и не подумал, если бы вдруг не увидел гайдамаков. Собрав все свои силы, бросился бежать за поездом, который, к моему счастью, еще не успел набрать скорость. На подножках последнего вагона висело столько людей, что, казалось, не было никакой надежды хоть за что-нибудь ухватиться. Какой-то парень, висевший на подножке, протянул мне руку, отчего сам чуть было не свалился. Я ухватился за буфер и повис на нем. Гайдамаки, выскочив на пути, открыли стрельбу по удаляющемуся поезду. Одна пуля звякнула о буфер, но меня не задела.
Отдышавшись, я поудобнее устроился верхом на буфере, прислонившись спиной к стене вагона. Тут я только вспомнил, что потерял шинель.
Железнодорожная станция, на которую прибыл наш поезд, представляла собой что-то среднее между военным опорным пунктом, лагерем для беженцев и пестрой толкучкой. В станционном здании в окнах стояли станковые пулеметы, а рядом с ними сидели женщины с грудными младенцами на руках.
— Где здесь комендатура? — поинтересовался я. Но никто не мог ответить на этот вопрос.
На путях стояло несколько военных эшелонов. На ступеньках одного из вагонов сидел красноармеец и пил из котелка. Лицо красноармейца показалось мне знакомым.
— Ты, случайно, не знаешь, где находится штаб дивизии? — спросил я его.
Не отрываясь от котелка, красноармеец большим пальцем ткнул себе за спину. И тут я вспомнил, что видел этого солдата вчера в Каменец-Подольске у входа в штаб.
Я влез в вагон и увидел одного из штабных командиров, который пил чай из огромной кружки.
— Ого, кого я вижу! — воскликнул он, увидев меня. — Заходи, заходи!
Все работники штаба пили чай. Мне тоже кто-то сунул кружку с чаем. Я подошел к разложенной на столе карте и начал докладывать обстановку.
— Пожалуй, вы знаете лучше всех положение, которое сейчас сложилось в Каменец-Подольске, — сказал начальник штаба дивизии, ставя пустую чашку на стол.
Я ничего не ответил ему, а он подошел ко мне и, положив руку на плечо, продолжал:
— Наши товарищи так быстро покинули город, что кое-что забыли в нем. — Начальник штаба метнул насмешливый взгляд в угол вагона. — Прежде всего, денежные суммы в банке. Петлюра будет рад захватить их. Этого нельзя допустить, — закончил он решительно.
— Да, конечно, — согласился я.
— Вы должны провести соответствующую операцию. Выделяю в ваше распоряжение бронепоезд.
— Бронепоезд?
— Да, бронепоезд! На нем вы доедете до городской станции, на нем же вывезете все ценности из городского банка. Только нужно торопиться, пока петлюровцы не сделали это раньше нас. Вы знаете, где находится банк?
— Не знаю, но найду.
— Искать вам не придется, так как я пошлю с вами товарища, который прекрасно ориентируется в городе. — И он жестом показал мне на мужчину, сидевшего в углу вагона.
Начальник штаба проводил меня до самого бронепоезда.
— Сколько бойцов имеется в вашем распоряжении? — спросил он у командира бронепоезда.
— Шестнадцать человек.
— Возьмите человек сорок! — И, повернувшись ко мне, начштаба добавил: — Вы же возьмите с собой восемь человек.
Отобранные для проведения операции люди уже дожидались меня на перроне. У одного из бойцов были огромные усы. Я не удержался и спросил его по-русски:
— Вы, товарищ, откуда родом?
— Из Туркеви, — ответил мне усатый на чистом венгерском языке.
— Так вы венгры? — удивился я.
— Трое — венгры, остальные — украинцы.
— Что, земляков нашли? — улыбнулся начштаба.
— Да, — ответил я.
Сев в бронепоезд, мы тронулись в путь.
— Да смотрите там не попадитесь в лапы Петлюре! — напутствовали нас стоявшие на перроне товарищи.
Как выглядели бронепоезда времен гражданской войны? Перед паровозом и сзади него прицепляли по одной-две открытых платформы, борта которых обшивались листами толстого железа; около бортов лежали мешки с песком, позади них устанавливались пушки и станковые пулеметы и залегали бойцы с винтовками. Точно так же выглядел и наш бронепоезд с командой из сорока человек, среди которых была и моя восьмерка. Был с нами и один гражданский, банковский служащий.
К вокзалу в Каменец-Подольске мы подъехали с соблюдением всех правил осторожности. Я надеялся, что, если станция и занята гайдамаками, нам быстро удастся выбить их. Заняв станцию, можно будет прорваться к зданию банка.
На вокзале мы не встретили никакого сопротивления, но нас обстреляла артиллерия противника. Наши артиллеристы развернули было свои орудия в том направлении, откуда слышалась стрельба, но я запретил стрелять, чтобы ввести противника в заблуждение.
Мы проехали дальше. Артиллерийский огонь сначала стал чаще, а потом вдруг прекратился. Возможно, нас сочли за своих, потому что мы не ответили огнем на их огонь. Вскоре железнодорожное полотно пошло через лес, который послужил нам хорошим прикрытием. А когда лес кончился, наши пушки могли стрелять по цели прямой наводкой. Я приказал выстрелить по станции. Орудия сделали по одному выстрелу. Нам никто не ответил. Это показалось подозрительным.