Вихри эпох

Се́ти попытался с силой сжать глаза, которых он уже не чувствовал, но это не помогало, тьма была не только в его глазах, она была повсюду. Страшный ужас от своего одиночества, от всего этого обмана сковал умирающее сознание фараона. В этот последний миг жизни он понял, что тьма – это небытие, чистая пустота, свободная от сознания и существования, то, что ждёт на самом деле всех умерших, и ни Дуата, ни Полей Иа́ру нет, и жизнь наша – пустой поиск несуществующих истин, придуманных нами от нашего же страха перед смертью.

Тело Се́ти погибло. Сознание его угасло, и лишь какой-то последний кусочек рассудка, словно не желая исчезнуть, не поняв до конца сути смерти, цеплялся за свет. Какие-то несколько мыслей беспорядочно метались по этому живому уголку, пытаясь выстроиться в какую-то идею.

Он искал смысл бытия? Да вот же он – в том, чтобы умереть. Ведь жизнь, не имевшая конца, не имела бы и смысла, какой смысл что-то делать, если ты всегда это успеешь? Лишь ограниченность времени ставит перед нами выбор – делать одно или делать другое. И именно это делает всех людей столь различными и непохожими друг на друга…

Внезапно флюиды, порождавшие мысли фараона, замерли, словно окоченев, зажатые подступившей тьмой. И словно чудо, из морока и небытия возникла неожиданная мысль, последняя мысль старого царя, и в тот же неуловимый миг мрак окончательно поглотил разум Се́ти. Уже начавшее коченеть, остывающее тело наконец было свободно от высоких помыслов и стремлений некогда пребывавшего в нём сознания.

Что понял царь в свой последний миг? Какие тайны открылись ему?

Никому из живых познать этого не дано. Однако несомненно, что познанная Се́ти истина смогла утешить и успокоить старого фараона, и он понял, что всё же не зря прожил свою жизнь. Ибо когда слуги пришли почтить с утра своего больного владыку, на лице его, изборождённом в последние дни морщинами старости и невыносимой боли, застыла последняя улыбка.

И пусть никто не знает наверняка, что же именно постиг фараон перед смертью, фатальная прелесть любого сознательного бытия – это то, что когда-нибудь мы все приобщимся к этой тайне.

«Афродита»

– … Антон, дай-ка мне Лёшу, – вдруг раздался в наушниках мягкий голос Саврасова.

Казанцев вздрогнул от неожиданности – внезапное желание директора Агентства поговорить с ним вряд ли могло сулить что-то хорошее. Мозг тут же услужливо подсунул целую плеяду мыслей о том, что случилось дома (с мамой, с дедом?..), но Алексей быстро их отогнал. Если и произошло бы что-то серьёзное, то Саврасов всё равно не стал сообщать об этом сейчас – во всяком случае, уж точно не до старта ребят.

– Я здесь, Сергей Борисович, – после секундной паузы отозвался Казанцев.

– Лёша, – задушевно начал шеф. – Вы же уже закончили установку на обшивке Алмазовского комплекса?

– В целом, закончили, – ответил Алексей. – Там ещё что-то по мелочи осталось, но это уже в штатном режиме доработаем, после разгона станции и спуска ребят на Землю.

– Заканчивайте всё сегодня, до спуска, – отрезал Саврасов. – Я правильно понимаю, что кроме тебя на станции никто с начинкой ЛИСа на справится?

Казанцев внутренне напрягся – слова шефа всё же звучали довольно тревожно, и было неясно, в чём заключается такая спешка.

– Вообще комплекс новый, мы же такие ещё сюда не забрасывали, – немного помедлив, осторожно сказал Казанцев. – Поэтому я и хотел лично убедиться, что установка и все первичные настройки будут выполнены корректно…

– Вот и настраивай, – согласился Саврасов. – Часов пять вам ведь хватит, наверное?

– Хватит, конечно, но для чего так торопиться? – Алексей умолк в ожидании ответа и услышал в наушниках тяжёлое дыхание своего шефа.

– Лёша, завтра утром полетишь вместе с ребятами, – ответил Саврасов. – А комплекс уже без тебя испытают.

– Как это, на Землю? – сердце Казанцева сделало несколько предательских прыжков в груди, надёжно спрятанной под многослойной гермооболочкой. – Я же должен быть по плану ещё четыре месяца на орбите!

– Опыты проведёт Глеб в одиночку, он и сам справится с лабораторией, если ты всё ему настроишь. А ты нам сейчас срочно нужен для другого дела, – тон шефа был категоричным, но тем не менее Алексей с удивлением уловил в его голосе какую-то неуверенность.

– Что-то случилось, Сергей Борисович? – всё-таки спросил Казанцев и нервно сглотнул.

– Не совсем, – уклончиво ответил Саврасов. – Всё в порядке, не переживай, просто тут некоторые обстоятельства изменились, и твоё участие гораздо предпочтительнее в совершенно другой миссии. Если ты, конечно, согласишься…

– Другой? – удивлённо спросил Алексей. За всё время его пребывания в отряде он не помнил случаев, чтобы кого-то вот так вот за здорово живёшь снимали с задания и возвращали до срока на Землю. Более того, что это вообще за миссия, которая организуется так внезапно, без какой-либо подготовки? – Вы имеете в виду, что планируется какой-то полёт?

– Да, – коротко сказал директор Агентства. – Я объясню позже, почему это всё так срочно и почему мы именно тебя возвращаем со станции. Предстоит совершенно нештатный полёт.