Вихри на перекрёстках

Прошло несколько дней, а Саблин и не собирался создавать для Володи диверсионную группу. Почему — неизвестно. Возможно, потому, что Бойкач — не его вос­питанник. Все больше мрачнея, Володя ожидал, когда вернется диверсионная группа Миколы и настанет вре­мя сходить в штаб бригады.

Саблин тем временем готовил операцию, которую должна была осуществить рота. Заключалась она в том, чтобы взорвать котлован на железной дороге. Этой опе­рации Саблин придавал огромное значение. Он собрал всех командиров, уселся с ними за столик, развернул карту и говорил, говорил, но только сам. Командир отделения разведки Воробейчик, давний знакомый Володи, тоже присутствовал на совещании.

— Что вы решили? — спросил Володя, когда тот вы­шел от Саблина.

— Видно, брат, что военный человек. Каждому опре­делил место в бою, указал, кто будет с ним на связи, кто в прикрытии.

— Значит, и он пойдет?

— А как же!

— У того котлована ночью сидят три немца с пуле­метом, днем его охраняют два путевых обходчика. Я, например, не действовал бы так, как командир, но что я... Если небольшой котлован ценен не меньше, чем эшелон, я с двумя хлопцами взорвал бы его днем. Снять из бесшумки обходчиков, подложить мину, и готово. А пойдет вся рота, немцы откроют огонь вслепую, и мо­гут быть жертвы. Бездарность! — плюнул Володя.

— Ты лучше об этом никому не говори. Узнает, живьем съест.

— А я и ему могу сказать. Сергееву не такое гово­рил.

— Не все такие, как наш комиссар. Он — душа!

— Ты прав. Придется сходить к нему и попросить, чтобы забрал меня отсюда.

Володя махнул рукой, отошел подальше, сел на за­росшую мхом кочку и задумался.

Молодые аисты дремали на солнце, свесив над кра­ем гнезда свои длинные клювы. Где-то в старом осинни­ке кричали сизоворонки. Лес стоял словно в забытьи.

Володя и не заметил, как к нему подошел командир. Саблин бросил к ногам парня вещевой мешок и с ухмыл­кой сказал:

— Не нужны моей жене такие подарки. Она их все равно не оценит. Сказала: «Отнеси и отдай, на кой черт мне его сапоги». Женщины — капризные, брат, существа.

Круто повернулся и ушел. Володя встал, забросил вещевой мешок за плечо и направился к своему шала­шу. Рота строилась. Хлопец остановился, издали рассма­тривая партизан. Среди мужчин он увидел и Валю. «Она же в хозяйственном взводе, так почему с боевым идет? А Зину свою не взял,— подумал Володя.— Рота пробу­дет на задании не меньше суток. Нужно воспользоваться случаем и завтра сходить к Сергееву».

От одной этой мысли юноша повеселел, улыбнулся. Он проводил взглядом роту, впереди которой гарцевал на лошади командир. Забросил в шалаш вещевой ме­шок и пошел к Воробейчику.

— Я хочу завтра утром отлучиться в штаб бригады. Вы мне скажете пароль? — обратился к нему Володя.

— Саблин приказал не давать пароль никому, кро­ме тех, кто идет на задание.

— Так я пойду в разведку.

— Командир ничего не сказал насчет тебя.

Многие партизаны могли сутками отсиживаться в лесу, а Володя не выдерживал и часа бездействия. Ка­тегорический отказ Воробейчика не на шутку задел его за живое. Взяв планшетку, хлопец ушел под рябину, где в первый день разговаривал с Зиной.

Всегда ли бывало так или только теперь, когда Бойкач вернулся, но Зина редко выходила из землянки. Од­нако на этот раз, заметив Володю под рябиной с толстой тетрадью в руках, она подошла, села рядом и осторож­но вытащила тетрадь из его рук.

Парень поднял голову:

— Возьми, почитай, какие песни.

— Я хотела... начала собираться, а он увидел сапо­ги и будто с ума сошел... Он их тебе отдал?

— Вручил. Да еще с какой речью. Мол, Зина сказа­ла — на кой черт они ей.

— Неправда! Я виновата только в том, что много рассказывала ему о тебе, хвалила. Из-за этого и на ме­ня теперь смотрит зверем.

— Вот, оказывается, сколько неприятностей я тебе принес.

— Нет, это я тебе,

Володя хотел сказать еще что-то, но, бросив на Зи­ну быстрый взгляд, опустил голову на руки. А она быс­тро перелистывала страницы, и с такой же быстротой менялось выражение ее лица. По этим переменам он до­гадывался, какую песню читает Зина. Вместе с нею он видел темную ночь, вражеские засады, свист пуль. А пе­ревернет страницу, и опять они вместе то в холоде ту­манного утра, то на жаркой пыльной дороге. Вот Зина проглотила текст песни «Девушка, помни меня, милая, помни меня...», а с ним и слезы. Володя уже не разделял а Зиной тех чувств, о которых говорилось в песне.

Мысленно он перенесся в землянку, где теперь Зина жила. И хотя ни разу не был там, но представлял ее уют: четыре вбитых в землю кола, к ним прикреплены дощечки — это стол; рядом таким же образом сделан­ная скамейка; от стола — широкий земляной выступ, двухспальная кровать. Спать на ней не очень мягко, но для командира, пожалуй, сделали набитый осокой сен­ник, потому что мягкого сена поблизости нет. «Небось, Зине он кажется периной»,— подумал хлопец, и от этой мысли ему стало противно.