Игра в шахматы возникла от реального боевого планирования военных операций с постановкой стратегических и тактико-технических задач. Ясно, что эти задачи «горизонтального», земного плана. Но Цой поёт не о горизонтальном, а о вертикальном смысле, об иной, чем обычные шахматы игре. В песне Цоя «Герой одинокого города» есть слова: «Победитель — наверх, побеждённые — вниз».
Цой через внешнее описание игры в шахматы описывает духовный проигрыш диаволу. Проигрыш просто неизбежен, пока человек первым делом не осознает в себе действия тайных вражеских сил — агентов (их называют «кротами»), тайно передающих человека в руки сатаны.
В задачи этих «кротов» в земной жизни входит наносить максимальный урон противнику во всём спектре возможных действий: от разведки и диверсий, до прямых убийств, стратегических фигур в командовании и советников противоположной стороны.
Поэтому Цой и спел, что в его «фигурах» большой урон, они подобны выбитым зубам, они, как трупы, бесполезны, бессмысленны теперь. Факт утраты «фигур» указывает на то, что катастрофа проигрыша почти неизбежна.
Есть два вида страха в духовном плане: страх Божий (страх отпасть от Бога) и страх от приближения духов злобы или их присутствия. Здесь Цой спел о страхе погибнуть без Бога, проиграть, прожечь свою жизнь в трате времени и сил на дела, удаляющие его от Бога. Он употребил и слово «странно». Странно погибнуть, имея все средства ко спасению. Странно, до безумия, не призвать деятельно Бога на помощь для победы над диаволом. Здесь, под словом деятельно, я подразумеваю искреннюю жажду творить только волю Божию.
Здесь за словами о «душной квартире» стоит образ ограниченной и удушливой прежней жизни без Бога, жизни душевной, наполненной только межчеловеческим общением, и от того удушливой, тесной. Быть рабом грехов и диавола — это мучение в великой внутренней тесноте и мраке лжи. И, напротив, быть рабом Божиим — это быть в свободе от страстей, быть в радости и просторе, быть в свете Истины. За словом «вечер» стоит смысл — вечер жизни человека, последний перед смертью временной отрезок. Цой умер молодым, но внутренне он был мудрее многих стариков. В песне Цоя «Мы ждём сигнал с Небес» есть слова: «Волосы наши седы — время не ждёт никого».
При этих словах Цой оставался черноволосым. За седыми волосами скрыт образ внутренней зрелости. Цой пишет здесь и о себе, и о нас, хотя и употребляет слово тебе. В этой песне зафиксирован диалог его духа и его души. Под «вечер жизни» Цой, как и все люди, ощущает как «удар» («бьёт тебе в грудь») — осознание проигрыша этой жизни, приходит осознание духовного банкротства, разорения, скорой гибели.
Скорее бежать из этой удушливой и тесной «квартиры», бежать на простор, бежать быстрее, даже не тратить время на «застёгивание пальто». Здесь есть подобие бегства семьи Лота из города Содом. (см Быт. 19:15–25). «Бежишь» здесь как значение спешишь творить волю Божию, пока не поздно, пока ещё не пришёл миг смерти, бежать от мудрования плоти и крови.
Людское окружение Цоя, любители его песен, если не идут, не бегут к Богу, то остаются в «душной (без творения воли Божией) квартире». Цой уже не видит этих людей, он видит их руки в перчатках. Но почему руки людей в перчатках? Почему руки в одеждах (в перчатках)? Это образное выражение говорит о внутреннем духовном холоде в «квартире» без Бога. В песне «В наших глазах» Цой спел об этом же: «Мы заходили в дома, но в домах шёл снег». Эти люди прощально машут Цою в «окно». За словом «окно» стоит смысл: людские глаза, они наши телесные окошки. Так смотрели на Цоя при его жизни, так прощались с ним погибшим, так смотрят большинство людей и сейчас…
За образом тигра-тени, неотступно идущего за Цоем, стоит образ грехов, им совершённых, это и образ духов зла, соблазняющих каждого человека на грех. Грехи, как и окрас шерсти тигра, имеют маскировку под окружающую их природу (естественность). Тень всегда «прячется» от света, и она может быть видимой, только падая от освященных предметов. Упоминание о «тени» говорит о наличии Света Истины, к которому бежит Цой.