Тристан тоже находился здесь. На его точеном лице читалось крайнее уныние. Неизменная кепка была низко надвинута на лоб, а густые каштановые брови сердито нахмурены. Ника видела, что он свирепо вырезает что-то из деревяшки швейцарским складным ножом.
«Если бы тебя поймали, точно бы исключили», – вспомнила Ника, и ей снова стало совестно. Сама не понимая, что на нее нашло, девушка нагнулась, схватила булыжник и швырнула в ближайшее к преподавателю окно. Тяжелый камень пронесся по воздуху, и стекло разлетелось на тысячи крошечных осколков.
Несколько студенток завизжали от испуга, а преподаватель был так потрясен, что едва не свалился на пол со стула. Когда он опомнился, то бросился к разбитому окну посмотреть, что случилось. Гнусавым и нудным голосом мужчина потребовал, чтобы класс успокоился, а потом ринулся к передней двери, чтобы найти преступника.
Однако Ника уже проскользнула за дом и приоткрыла заднюю дверь – совсем немного, так, чтобы заметил только Тристан. Парень сразу увидел ее. Не медля ни секунды, он схватил сумку и, никем не замеченный в суматохе, выскочил наружу и стиснул руку девушки. Они молча рванули прочь от корпуса.
Вскоре парень и девушка оказались на большом пологом склоне, который студенты назвали просто – Долиной. Обычно в Долине проходили выпускные церемонии и концерты на открытом воздухе, однако это место славилось еще тем, что там можно было нарушать строгие запреты: устраивать тайные свидания с городскими или курить. От всех прочих окрестных лугов Долина отличалась только тем, что ко всем деревьям по периметру крепились на растяжках огромные куски желтой материи, образующие навесы, поэтому днем луг заливало золотым сиянием. А сейчас на фоне ночного неба купола из парашютной ткани были похожи на гигантские желтые цветы.
Кроме того, было известно, что с крутого склона отлично кататься на санках, и Нике не терпелось, как только выпадет первый снег, удостовериться в этом лично. А вот откуда взялись исполинские желтые навесы, никто не знал. В ветреную погоду они мягко вздымались к небесам, так что все под ними окрашивалось в желтый. Считалось, что купола остались после выпускного бала, но кое-кто поговаривал, будто это остатки потерпевших массовое крушение воздушных шаров.
Тропинки не освещались, так что Ника с трудом различала дорогу. Тристан вдруг споткнулся, она полетела следом. Они бы угодили прямо в темную канаву, но в последний момент он схватил Нику за рукав и дернул. Стремительно прокатившись на спине вниз по склону, теперь они оба лежали рядом под звездным небом и хохотали.
Тристан был так близко, что Ника чувствовала тепло его тела. Он придвинулся еще немного, теперь они лежали бок о бок. Мама, конечно, сказала бы, что это не совсем прилично. «Зато приятно», – мысленно возразила ей Ника.
Разговоры с мамой по душам остались далеко в прошлом, как и ее утешительные объятия. Объятия Стеллы не считались – они были краткими, вялыми и вообще предназначались для того, чтобы утешить саму Стеллу, когда в ее безмятежной жизни вдруг случалось какое-нибудь пустяковое огорчение.
Тристан приподнялся, усаживаясь. Ника тоже села. Парень словно угадал ее желание и мягко обхватил девушку за плечи, привлекая к себе. Ника ничего не сказала – просто сидела и вдыхала пряный аромат его одеколона, будто растворяясь в нем. Тристан первым нарушил молчание:
– С ума сойти. Ты вызволила меня из плена. Ника Мейсон, ты какое-то чудо чудесное. Ты это знаешь? – с нежностью спросил он и засмеялся. Ника тоже засмеялась, тут же подумав, что совсем ничего о нем не знает.
– Расскажи о себе! – произнесла она вслух.
Тристан тихонько вздохнул, и на миг лицо его затуманилось, но он сразу же весело воскликнул:
– Ну так спрашивай! Что тебе интересно?
Ника задумалась.
– Что тебе нравится, что не нравится, что ты любишь? – спросила она.
– Это легко! Нравится – покер. Не нравится – перец. Люблю маму и сестренок. То есть маму любил, – добавил он. – Ее больше нет.
– Как грустно, – сочувственно сказала Ника. Девушка потянула парня за руку, чтобы он крепче обнял ее. У Тристана вдруг стало такое лицо, как будто до него только что дошло что-то важное, и он прикусил губу.
– Ты только никому в школе не говори, ладно?
– Конечно! – кивнула Ника.
– Теперь твоя очередь. Только скажи что-нибудь такое, о чем я сам не догадываюсь, – предложил Тристан с прежней лукавой усмешкой.
– Нравится – запоминать географические карты. Не нравится – фильмы про войну. И я люблю… – Ника помолчала, нащупав под блузкой цепочку. – Люблю папин солдатский жетон, – призналась девушка, потому что ей хотелось сказать Тристану что-то личное и важное. Как то, в чем он только что признался ей. – Папы тоже больше нет, – добавила она.