Я подумал: «Да я спятил, совершенно спятил. Чего здесь бояться?»
Даже Белла нынче вечером казалась просто при-дурковатой старухой-крестьянкой… Да таких, как она, сотни! – вырождающихся женщин, которых не коснулось образование, неспособных видеть дальше собственного носа.
Когда я вспоминал свой разговор с миссис Дейн-Колтроп, он казался мне нереальным. Мы с ней так себя накрутили, что вообразили бог знает что. Сама мысль о том, что Джинджер – Джинджер с выкрашенными волосами, живущей под чужим именем, – грозит опасность от того, что могут сделать эти три совершенно обыкновенные женщины, была абсолютно нелепой!
Ужин подошел к концу.
– Кофе не будет, – извинилась Тирза. – Нам ни к чему перевозбуждаться. – Она встала. – Сибил?
– Да, – отозвалась Сибил. Ее лицо приобрело выражение, которое она явно считала экстатическим и не от мира сего. – Я должна
Белла принялась убирать со стола. Я пошел туда, где была прикреплена вывеска старой гостиницы. Тирза последовала за мной.
– При таком освещении вы ее толком не разглядите, – сказала она.
Так и было. В бледном размытом изображении на темной, покрытой копотью панели едва можно было опознать лошадь. Холл освещали слабые электрические лампочки в абажурах из толстого пергамента.
– Та рыжеволосая девушка… Как ее звали? Джинджер, что ли… Которая гостила у Роды. Она сказала, что отчистит и отреставрирует вывеску, – сказала Тирза. – Сомневаюсь, что она вспомнит об этих своих словах. – И небрежно добавила: – Она работает в какой-то лондонской галерее…
Было странно слышать, как о Джинджер говорят так безразлично и небрежно. Уставившись на картину, я сказал:
– Это могло бы быть интересным.
– Конечно, это не первоклассная живопись, – сказала Тирза. – Просто мазня. Но она очень подходит к данному месту… И ей куда больше трехсот лет.
– Готово.
Мы резко обернулись. Нас манила Белла, появившаяся из полумрака.
– Пора приступать, – сказала Тирза – все так же отрывисто и деловито.
Я последовал за ней на улицу, и она повела меня в амбар-пристройку. Как я уже упоминал, из дома войти в амбар было нельзя. Стояла облачная темная ночь, звезд не было.
И вот из густой темноты мы попали в длинное освещенное помещение. Вечером амбар преобразился. Днем он казался симпатичной библиотекой, теперь же стал чем-то большим. Тут стояли лампы, но они не были зажжены. Свет лился неизвестно откуда, наполняя помещение нерезким, но холодным сиянием. В центре амбара виднелось нечто вроде высокой кровати или тахты, застеленной пурпурным покрывалом, расшитым каббалистическими знаками. В дальнем конце стояла маленькая бронзовая жаровня, рядом с ней – большой медный таз, судя по его виду, старинный. У противоположной стены, почти касаясь ее, стояло тяжелое кресло с дубовой спинкой.
Тирза указала мне на него:
– Сядьте там.
Я послушно сел.
Теперь ее поведение изменилось. Странно, но я не мог точно определить, в чем заключаются изменения. В поведении Тирзы не было ничего от фальшивого оккультизма Сибил. Скорее это походило на то, что занавес повседневной, нормальной, банальной жизни был отдернут. И за ним оказалась женщина, какой Тирза была на самом деле, чьи манеры напоминали манеры хирурга, приближающегося к операционному столу, чтобы провести трудную и опасную операцию. Впечатление усилилось, когда она подошла к стенному шкафу и достала оттуда нечто вроде длинного рабочего халата. В нем на мгновение отразился свет, и мне показалось, что он сшит из ткани, сплетенной из металлической нити. Тирза натянула то, что очень напоминало длинные тончайшие кольчужные перчатки, – однажды мне показывали бронежилет из похожей ткани.
– Следует принять меры предосторожности, – сказала она.
Фраза прозвучала слегка зловеще. Потом Тирза обратилась ко мне глубоким выразительным голосом:
– Я должна настоятельно потребовать, мистер Истербрук, чтобы вы хранили полную неподвижность. Ни при каких обстоятельствах вы не должны покидать это кресло. Для вас это будет небезопасно. Это не детская игра. Я имею дело с силами, опасными для тех, кто не знает, как с ними обращаться!
Помолчав, она спросила:
– Вы привезли то, что должны были привезти?
Без единого слова я вытащил из кармана коричневую замшевую перчатку и протянул ей.
Взяв перчатку, Тирза прошла к металлической, прикрытой колпаком лампе на длинной ножке. Она включила ее и поместила перчатку туда, где пятно света имело самый нездоровый оттенок, превративший густо-коричневый цвет замши в безликий серый. Потом выключила лампу и одобрительно кивнула.
– Подходит как нельзя лучше, – проговорила она. – Физические эманации владелицы крайне сильны.
Она положила перчатку на то, что смахивало на большой радиоприемник, в дальнем конце помещения. Потом слегка возвысила голос:
– Белла, Сибил. Мы готовы.
Сибил вошла первой. Поверх своего павлиньего платья она накинула длинный черный плащ, который отбросила в сторону театральным жестом. Плащ соскользнул на пол, напоминая лужу чернил. Сибил выступила вперед.