Вилла Гутенбрунн

Лекарь принес какую-то настойку и принялся уговаривать Матвея выпить, однако же тот сидел, забравшись с ногами на узкую койку, сжавшись в комок, и по-прежнему закрывал руками лицо. И когда двое матросов подошли забрать мертвое тело, он лишь на секунду вскинул голову: Василевский поймал тоскливый взгляд больных одичалых глаз…

* * *

Предстояло теперь решить судьбу осиротевшего мальчишки — тот, судя по всему, сделался полностью подавлен и не был способен хоть сколько-то отвечать за себя. Везти в Стокгольм в надежде, что друг отца позаботится о нём? Да полно, существует ли тот друг, как его звать и по какому адресу разыскивать? Или Матвея надобно вернуть в Петербург? Вероятно, так и следовало поступить: в столице, верно, найдутся люди, что смогут взять Матвея под опеку либо устроить в корпус — к тому же он, несомненно, из хорошей семьи и, по словам Алексея является наследником приличного состояния… Капитан Василевский порядочно утомился от всех этих передряг; кабы знать загодя, что простое практическое плавание так обернётся!

Ветер понемногу свежел, однако до сильного волнения на море было ещё далеко. За вахтою тем вечером следил лейтенант Новосильцев, так что Василевский собирался отправиться на покой. Он сделал обыкновенные записи в судовом журнале, сверил показания компаса и лага, позволил себя пару глотков горячительного и намеревался уже прикорнуть, когда над головой раздался топот ног и громкие выкрики: «Да куда ж тебя чёрт несёт, дуралей ты этакий!», «Эй, держи его!», «А, дьявол дурной, потопнет же!»

Василевский бросился наверх: несколько матросов в растерянности замерли у фальшборта; качка тем временем усиливалась.

— Что ещё?.. — рявкнул капитан.

— Юнец, ваше благородие, за борт кинулся, — ответили ему.

— Что стоите, скоты? — заорал Василевский. — Ложимся в дрейф, шлюпку на воду!

— Плывёт, вон, плывёт! — закричал кто-то. И действительно, среди уже довольно высоких волн то исчезала, то появлялась черноволосая голова…

Спустили шлюпку, которой командовал Новосильцев, — при усиливающимся ветре это было не совсем безопасно. Василевский сжимал кулаки, следя за отчаянной борьбой Матвея с волнами: мальчишка, по-видимому, решил как можно дальше отплыть от брига. Он неплохо держался на воде, однако ветер крепчал, сил же у Матвея вот-вот совсем не останется…

— Скорее бы, — твердил Василевский. — Темнеет уже, потеряют…

— Исчез, ваше благородие! — вскрикнул один из матросов. Василевский схватился за подзорную трубу… О, Господи, неужели утонул? Он двигал трубою туда-сюда, но пловца разглядеть не мог… На шлюпке тоже перестали видеть Матвея, Василевский заметил, что Новосильцев растерянно озирается по сторонам.

— Утоп, как пить дать… — произнёс кто-то рядом. — Сам видел, как под воду ушёл, да не выныривал боле — и не мудрено, при таких-то волнах.

— Вон он, всё держится, ей-Богу! — закричал матрос. Но Матвей не держался, а будто его поддерживали сами волны, бережно и осторожно. Василевский с изумлением глядел, как волны качают лёгкое тонкое тело, не давая ему идти ко дну… Василевский протёр глаза — да как же так, ведь Матвей тонул?

По знаку Новосильцева шлюпка начала заворачивать: мальчишка уже потерял силы, он перестал грести, глаза были полузакрыты… «Держись!» — кричали моряки; и когда лодка скользнула наконец к Матвею, Новосильцев с матросом ухитрились подхватить его за ослабевшие руки. Матвея втащили в шлюпку. По команде Новосильцева матросы навалились на вёсла.

* * *

Матвей ужасно замёрз, но каким-то чудом оставался в сознании. Его отнесли в каюту, чтобы поскорей переодеть в сухое платье и согреть; лекарь остался с ним. Василевский с Новосильцевым были в капитанской каюте, когда лекарь вдруг появился на пороге. На его физиономии было написано величайшее смущение; он нерешительно откашлялся, приблизился к капитану и что-то зашептал ему на ухо. Василевский выпрямился, поражённый, и схватился за голову.

— Да так ли? — воскликнул он.

— Точно так-с, — развёл руками лекарь.

Капитан в смятении взглянул на Новосильцева и приказал ему воротиться на палубу. Затем прошёлся по каюте, плеснул себе вина.

— Ещё кто знает? — обратился он к лекарю.

— Никак нет-с, я прямо к вам. Вот-с… надобно решить, как быть теперь. Со мною они и говорить не желают.

— Вот ведь история, Господи помилуй, — пробормотал Василевский и потёр лицо. В эту минуту он дорого бы дал, если бы кто-нибудь вместо него разрешил всю эту передрягу.

Когда он, осторожно постучавшись, приоткрыл дверь — то на него сразу в упор уставился сверкающий горячечный взгляд чёрных глаз. Капитан неслышно притворил дверь, покашлял, неловко поклонился.

— Итак… Я, собственно… Я, с-сударыня, как изволите видеть, мой долг требует выяснить… Вернее, обсудить… Как нам с вами дальше-то быть, уж не обессудьте… — Василевский залился румянцем, окончательно запутался в словах и тут же прибавил: — Да ведь вам, верно, отдохнуть требуется, так я, пожалуй…

Он уже повернулся к двери, но она прервала его, резко и нервно: