Вилла Гутенбрунн

— Мы — моряки, загнанные свирепою бурей на ваш остров, и осмелимся просить приютить нас. Вы меня понимаете, сударыня?

Она помолчала, глядя на капитана в упор.

— Буря бушевала несколько дней, так что деревья стонали в лесу и море кипело… Шторм успокоился лишь на третью ночь. Входите. Вас только двое?

Всё это она проговорила по-русски, тихим шелестящим голосом с заметным акцентом, и всё глядела на них неподвижными прозрачно-голубыми глазами. Василевский заметил, что её длинные светло-русые волосы распущены и падают на плечи; всё её одеяние составляла длинная холщовая рубаха с вышитыми морскими волнами на груди, на плечи был накинут платок из плотной тёмной ткани. Она была босой; кивнув, незнакомка повела их в избу, и когда они вошли в тепло, Василевский почувствовал, что пол уходит из-под его ног; гардемарин Волков поддержал его и помог усесться на лавку.

— Я схожу на берег… за командой, — запинаясь, произнёс он. — Ежели вы, сударыня, позволите…

Незнакомка кивнула, и Василевский с трудом разомкнул губы:

— Иди… Скажи Новосильцеву… — более он ничего не смог произнести, перед глазами всё заволокло пеленой от слабости, от тёплого воздуха, печного жара и запаха съестного.

— Ступай. Приведи всех, — хозяйка сунула Волкову в руки связку лучины.

* * *

Марина смутно помнила путь через лес, её поддерживал еле бредущий лейтенант Новосильцев, потом гардемарин подвёл их к какому-то домику на опушке леса… Её уложили, накрыли тёплым одеялом, и чьи-то заботливые руки подоткнули его со всех сторон; от чужого прикосновения Марина инстинктивно вздрогнула и отодвинулась, однако та же мягкая рука ласково и уверено погладила её по голове.

— Спи, милая, забудь все печали!

— К-кто ты? — еле выговорила Марина сквозь дрёму.

— Пелагея я, — был ответ. Затем тихий, шелестящий голос начал напевать что-то… И под зыбко сочившееся звуки песни на незнакомом языке Марина уснула.

* * *

Она снова была там, недалеко от родного дома, вместе со своею молочною сестрой Пелагеей. Девочки почти с рождения были вместе: барыня, маменька Пелагеи, взяла мать Марины в кормилицы и няньки и, будучи женщиной доброй и отзывчивой, велела кормилице забрать маленькую дочку в барские покои, чтобы не разлучать их, — а потом уж Марина и Пелагея сроднились между собой так, что не разлей вода… Вместе они играли, шалили, бегали по саду, укачивали кукол, а когда немного подросли — старший брат Пелагеи брал их с собой на берег Кронштадского залива и учил плавать. Они недурно плавали и ничуть не боялись моря — до одного страшного дня.

…Они с Пелагеей бегут по кромке воды, состязаясь между собой, кто быстрее; светит солнце, брызги слепят, волны, шипят, окатывают колени — Пелагея немного выше и сильнее Марины, лучше плавает, она безрассудно смела и горяча, остановить её всегда невозможно.