— Ты, девчонка, — просто дура и позор для нашей семьи! — вторая пощечина обжигает ей лицо. Юрико хватает мать за запястье, удерживает изо всех сил. Она уже мечтает, чтобы хоть кто-нибудь положил конец этой сцене, но коридор, как назло, пуст. Они борются, точно двое зверей, Юрико мертвой хваткой держит мать за руку; свободной рукой та хлещет ее по лицу и проклинает хриплым шепотом. Кожа на щеках горит, от слез Юрико уже ничего не видит — она старается лишь не пропустить мать в комнату. Несмотря ни на что, она помнит, что Константин болен, ему нужна помощь…
— Что здесь происходит? — слышит она вдруг строгий окрик. Голос знакомый — это врач, он иногда навещает русских военнопленных. Он решительно хватает мать за плечи и встряхивает. — Что ты делаешь, Мидори-сан?
Нож выпадает из руки матери, ноги ее подкашиваются, тихо подвывая, она опускается на колени и начинает биться лбом об пол.
— Простите нас, Джиро-сэнсэй, — бормочет Юрико. — У матери нервный припадок…
Джиро-сэнсэй помогает Юрико поднять мать с пола — вдвоем они выводят ее на улицу. Доктор подзывает помощника и поручает мать его заботам.
— Джиро-сэнсэй, — голос Юрико дрожит. — Там господин русский офицер, он очень болен. Я хотела…
— Идем, Юрико-сан.
Врач находит у Константина приступ малярии. Выясняется, что вестовой и остальные офицеры — в городе, на празднике, устроенном кем-то из русских военнопленных. Юрико, сделав на собой усилие, предлагает доктору помощь. Тот кивает: у него нет времени сидеть с Константином всю ночь.
Джиро-сэнсэй оставляет Юрико лекарства и разъясняет, как давать их больному. Затем тихо, участливо спрашивает о матери. Юрико очень благодарна ему — и за вопрос, и за деликатность, и за то, что не пошел докладывать о случившемся полковнику Коно. Она рассказывает ему обо всем — кроме того, что касается Константина. Юрико запоздало всхлипывает, но сдерживается: доктор не должен думать, что она не способна выполнить обязанности сиделки.
— Я попытаюсь помочь Мидори-сан, — задумчиво говорит Джиро-сэнсэй. — Но, возможно, ей потребуется специальный надзор…
Юрико молчит в ответ. Наверное, это нехорошо, но после случившегося сегодня она согласна с доктором.
* * *
Этой ночью Юрико счастлива как никогда. Она не чувствует усталости, ей не хочется спать или хотя бы просто прилечь. Какая удача, что его адъютант уехал именно сегодня! Она готова бодрствовать у изголовья Константина еще много-много ночей. Ей, конечно, хочется коснуться ладонью его лба, провести по влажным от пота светлым кудрям… Но она не смеет, ей кажется — дотронься она до него, на коже останется ожог, и все узнают о ее чувстве к врагу. Она лишь обтирает влажной тканью его лицо и руки, дает жаропонижающее, подносит к его губам кружку с прохладной водой. Доктор дал больному дозу хинина — ему скоро должно стать лучше.
Юрико часами рассматривает лицо Константина. Огонек свечи подрагивает, выхватывая из темноты его белоснежную щеку, густые золотистые ресницы, прямой узкий нос… Ей никогда не надоест вот так смотреть на него.
Временами он начинает стонать и метаться на постели — тогда, чтобы его успокоить, она говорит с ним — тихим нежным шепотом. Пусть он не понимает ни слова, но, похоже, ее голос его успокаивает. Она рассказывает о детстве, о матери, отце и брате. Она говорит Константину, как он красив, как не похож на всех, кого она знала до сих пор. Юрико знает, что Константин не понимает ее, и благодарна судьбе — иначе она никогда не смогла бы говорить так откровенно. Она описывает ему свадебное кимоно, о котором мечтает, — оно будет из тяжелого белоснежного шелка, расшитое золотыми птицами, подпоясанное белым шнуром с кистями. И когда Юрико представляет себя в этом кимоно, воображение рисует рядом того, кому не суждено любоваться ею в свадебном наряде…
На рассвете Константину становится легче. Он уже осмысленно смотрит на нее и даже слегка улыбается. Чуть слышно он произносит ее имя и, приподнявшись на подушках, кланяется ей и прижимает руку к сердцу.
Больше они не остаются наедине — утром приходят вестовой и Джиро-сэнсэй. Они с Константином оживленно беседуют: в молодости доктор изучал медицину в Европе, он говорит по-французски и по-английски. Доктор весьма расположен к Константину. Юрико не знает, о чем они говорят, лишь позже Джиро-сэнсэй сознается, что рассказал господину офицеру о матери Юрико — и что Константин считает Юрико своей спасительницей. Уже несколько дней Юрико непрестанно улыбается и не чует под собой ног от счастья.