Винный сноб

– Я лишь хотел, чтобы вино попало в хорошие руки, понимаешь? – говорил он. – Я чувствовал дополнительное бремя ответственности, потому что человек мог пережить трансформирующий опыт. Я мог налить кому-то это вино, и ему бы чертовски понравилось, ему бы конкретно снесло башку.

Тут Морган и Дейна пустились в воспоминания о выпитых в прошлом бутылках, от которых у них «конкретно сносило башку». Шато Мусар-Блан 1969 года, Ноэль Верее Корна 1990 года, Жан-Луи Шав Эрмитаж-Блан 1998 года – «просветляющие», «скорее интеллектуальные, чем чисто чувственные». Они забыли обо всем, кроме прошлых дегустаций, и Дейна схватил ноутбук, чтобы просмотреть списки вин с пяти последних празднований своего дня рождения. Он зачитал каждый список вслух. Они с Морганом согласились: трагично, что эти вина были выпиты людьми, не способными в полной мере оценить все, что могли рассказать те бутылки. Моргану было «больно даже думать» об этом.

Мне стало интересно, как они определяют, что вино действительно, по-настоящему тронуло человека, и тогда я попыталась вспомнить свою реакцию на откупоренные в тот вечер бутылки. Откуда они могли знать, что человек не оценил вино в полной мере?

– Оттуда, – ответил Морган, захмелевший от Шабли. – По человеку, мать его, видно, что это чертово вино не пробрало его до самых чертовых кишок.

* * *

Работа Моргана как сомелье заключается не в том, чтобы переосмысливать собственное место в мире, а чтобы давать такую возможность своим клиентам, подбирая для них соответствующие вина. Но действительно ли клиенты искали такой опыт? Действительно ли энофилы-дилетанты грезили о тех или иных бутылках, потому что хотели почувствовать себя мешками с водой и органами? Я задумалась о том, как этот мир выглядит с точки зрения винного РХ и какую радость они находят в вине.

Большая часть моих познаний об этой элитной категории пьющего населения была получена из вторых рук. Сомелье были признательны богачам за то, что, благодаря их дорогим вкусам и безразмерным кошелькам, получают возможность попробовать вина, о которых в противном случае знали бы только по книгам. Почти все они работали в таких местах, где, как и в Marea, снимали пробу с каждой откупориваемой бутылки и, по примеру Виктории, поделившейся своим любимым сира с официантами, ждали шанса угостить других, понимая, что глоток по-настоящему хорошего напитка не так-то легко заполучить. После слепой дегустации в ЕМР в один из вторников Джон удивил нас бутылочкой Тримбах Кло Сент-Ун Ор Шуа позднего сбора 1989 года – эльзасского рислинга за 1765 долларов, который накануне вечером не допили посетители с его смены.

– Одна из канонических бутылок всех времен, – произнес Морган, облизывая губы. – Это вино делалось всего два раза, в 1959 и в 1989 годах. Я даже ни разу не видел его своими глазами.

Если не считать периодических отлучек в туалет за понюшками кокаина, два клиента, заказавших это вино, были идеальными гостями. Они потратили четыре тысячи долларов на еду и 14 тысяч – на вино, даже не спрашивая о цене.

– Обожаю богачей, – сказал Джон, наливая нам вино с сияющими от счастья глазами.

Сомелье, большая часть которых – выходцы из среднего класса, не возмущает расточительность толстосумов. Они могут над ними посмеиваться, как над одной чудаковатой светской львицей, притащившей в Jean-Georges плещущееся в герметичном пакете на застежке вино. Очевидно, она решила, что нет пробки – значит, нет и платы за откупоривание и подачу к столу принесенного с собой вина. И все же они с теплотой относятся к своим постоянным клиентам, тратящим большие суммы на вино, и даже в какой-то мере сближаются с ними за те ежевечерние часы, что заботятся о них, – все равно что фараоновские виночерпии-наперсники давно минувших дней. (Однажды я подслушала, как один сомелье презрительно фыркнул: «У Роберта Де Ниро и денег-то настоящих нет», – с видом уставшего от своего богатства инвестиционного банкира, сплетничающего с коллегами по загородному клубу.) В лучшем случае богатые энофилы-дилетанты разделяли одержимость сомелье хорошим вином. И они как минимум обеспечивали персоналу регулярную зарплату. Единственными, к кому сомелье относились с полным презрением, были скряги, нывшие по поводу цены салатов за 21 доллар и из-за своей толстолобости не понимавшие, что в эту цену входит не только стоимость латука, но и расходы ресторана на аренду помещения, страховку, коммунальные услуги, зарплату, услуги прачечной, туалетную бумагу и т. д.