Винный сноб

Сомелье, дрезденские ученые и мой тренер-парфюмер Жан-Клод Дельвилль подчеркивали, что профессионализм в области распознавания вкусов и ароматов подразумевает умение без запинки называть конкретные запахи. Язык помогает нам категоризировать и правильно извлекать из памяти переживаемый опыт. (Некоторые эксперты полагают, что мы забываем события раннего детства, потому что в этом возрасте еще не умеем называть предметы и явления словами.) Когда запах получает конкретное название, он становится более сильным, узнаваемым и эмоционально наполненным. «Аромат откладывается в конкретную ячейку памяти», – сказал мне один ученый. Невозможность передать словами определенный опыт из-за отсутствия необходимого словарного запаса для его описания исказит запечатленный мысленный образ этого опыта. Когда человеку не хватает слов, чтобы описать бокал вина, впоследствии он с меньшей вероятностью узнает то же вино, чем человек, которому не пришлось лезть за словом в карман. Люди, владеющие терминологией, способны лучше запоминать вина.

Вооружившись этим знанием, я начала жадно накапливать словарь запахов: упражнялась в слепой обонятельной дегустации ароматических эссенций, старательно обнюхивала со всех сторон ингредиенты блюд при готовке, подбирала названия для запахов, сопровождавших меня в прогулках по улицам города. На горизонте маячил экзамен в Совете мастеров сомелье, пугающий и неизбежный, как аудиторская проверка, и богатый словарный запас имел решающее значение для успеха. Достаточный арсенал слов помог бы мне создать мысленные образы вин, попробованных на слепых дегустациях, и удостовериться, что я смогу описать их, ничего не перепутав.

Официальная дегустационная таблица Совета мастеров сомелье предлагает экзаменуемым описывать вина с помощью довольно однообразного ассортимента прилагательных, поделенного на достаточно обширные категории: «фруктовый», «нефруктовый» и «землистый / минеральный». Нет предела совершенству, считают сомелье и придумывают собственные дегустационные термины, не ограничиваясь простыми «яблочными» и «грибными» ароматами. Землистый? А почему бы не «сладкий, напиток с ароматами мыла, гниющего сырого бревна, трюфелей, компоста»? После каждой слепой дегустации – в ЕМР, офисах на Юнион-сквер, со старой командой из Куинса – я пополняла список загадочных ароматов, извлекаемых носом моих коллег по дегустации из бокалов с вином. Казалось, что они читают рецепты из ведьминской книги любовных заклинаний: «земляничная вода», «высушенные и вымоченные темные ягоды», «яблоневый цвет», «приправленный шафраном суп из омаров», «жженые волосы», «гниющее дерево», «кожура халапеньо», «старый аспирин», «дыхание младенца», «пот», «мята в шоколаде», «кофейная гуща», «засахаренная фиалка», «клубничная пастила», «кожзаменитель», «конская сбруя», «дорожная пыль», «цедра лимона», «жидкость для снятия лака», «выдохшееся пиво», «свежевспаханная земля», «красная лесная подстилка», «грушевые леденцы», «воловья кожа», «сушеная клубника» и «Робитуссин».

Когда наступала моя очередь, приходилось изобретать такие же загадочные описания. С моих губ слетали слова, которые я поклялась никогда не применять к вину. Подсушенные мандариновые косточки? Почему бы и нет? Если я чувствовала тонкий намек на клубнику, никто не запрещал мне назвать его «клубничной водой». Уловив аромат базилика, я приплетала к нему и кервель, хотя не была на сто процентов уверена в том, что это травка, а не какой-нибудь грызун. Я искренне пыталась не отрываться от действительности. Но четыре минуты могут показаться вечностью, когда говоришь только ты и хочешь продемонстрировать, что делаешь успехи. Так что я продолжала сыпать словами, чтобы произвести впечатление на коллег по дегустации. В конце концов, я же писатель. Придумывать замысловатые описания – это часть моей работы. Если в чем-то я и могла на равных посоперничать с профессиональными сомелье, так это в умении генерировать странные словосочетания.

На каком-то этапе вербальной гонки вооружений меня начали одолевать сомнения: дегустационные заметки, которые вроде бы должны объяснять аромат вина и закреплять его образ в сознании дегустатора, на самом деле отчасти искажают впечатление и даже перевирают. Если я выдумывала свои описания, то что мешало другим делать то же самое? Чтобы мозг правильно обрабатывал получаемый сенсорный опыт, я должна была убедиться в правильности своего словаря для его хранения. А сомнения были. Я даже не знала, что считать «правильным» в данном случае.

Когда нужен человек, лишенный тяги к высокопарным эпитетам, идите к экономистам. Зная, что Journal of Wine Economics многие годы последовательно занимается изучением достоверности традиций винного мира, я решила порыться в его архивах и поискать материалы на тему дегустационных заметок. Диагноз? Винная терминология находится в глубоком кризисе.