Виражи эскалации

– Обстановка?! Воздушная угроза? ПЛО? – не сказать, что особо веря в повторный налёт. Что-то подсказывало, что враг затаится. И что враг – подводная лодка: совокупность поступивших и продолжающих поступать данных, вся вытекающая логика и даже чуйка указывали на то.

Тут следовало посмотреть более пристрастно. В голове кавторанга быстро рисовались векторы, плюсуясь, множась «два на два»:

«Прежде всего на подозрении пакистанцы, другая ПЛ… что бы там всплывшие ни уверяли о своей непричастности. Верить ли – не верить, но оставим это пока в скобочках, поскольку остаётся неувязка с высокими техническими характеристиками торпед. Вернёмся к ракетам. Выявленные в ходе перехвата параметры: дозвуковая скорость, высота и режим полёта, включая ЭПР на радаре…»

Почему-то на ум кроме «Экзосет» и «Гарпун» ничего не лезло.

Всё из-за пакистанских подлодок. Сейчас он даже вспомнить не мог (этих данных ныне ещё попросту нет), но точно знал, что флот Пакистана получит и оснастит какие-то свои дизельные субмарины противокорабельными ракетами. То ли французскими, то ли американскими. Когда только…[244]

«Черт! – в голове точно щёлкнуло. – А не американцы ли это?!»

Тут диапазон носителей ПКР[245] однозначно расширялся ещё и авиацией.

Капитан 2-го ранга мельком взглянул на распечатки, полученные по каналу ЗАС (очень кстати и вовремя пришедшая информация от службы оперативно-стратегической разведки). За характерной детализацией и охватом акватории угадывалось «орбитальное око» отработавшей по заявке ВМФ станции «Мир»: указано в координатах точное «место» того самого засветившегося своим авиакрылом УДК типа «Тарава». Других вражьих кораблей, и конкретно авианосцев, в доступной близости не обнаружено.

«И?.. – спрашивал себя дальше, – допустим, что-то прилетело с „Таравы“. „Бронко“? Вряд ли. „Харриеры”? Те „Харриеры” – модификации под носители „Гарпун“, полетят годиков эдак через пару. Ага… те, что сейчас летают над нами, ведут себя как ни в чём не бывало, точно и не подозревая или не имея отношения к ракетной атаке. Что, впрочем, ещё ни о чём не говорит. Ещё мог нахулиганить залётный противолодочный Р-3 „Орион“. Но эту птицу мы наверняка бы засекли РЛС даже в бреющем полёте. Не тот это самолёт, чтобы суметь подкрасться незамеченным. В общем, – Геннадьич потёр занывшие виски, уверяясь, – подлодка это! ПээЛ это, мать его, мать его…» – злой как собака.

Как раз к месту пришлось запоздалое сообщение от экипажа Ка-25 «Петропавловска», ведущего «свободный» поиск на крае западного сектора. Пилоты докладывали, что зафиксировали какие-то шумы на пределе действия ГАС, поначалу не придав им значения. Теперь же, на злобу событий, эти неустановленные «помехи» вполне объяснялись ракетным пуском из воды.

Этот условный ориентир, как и другие полученные разнонаправленные пеленги – всё было «положено» на тактический планшет, над которым продолжали корпеть флаг-офицеры во главе со штурманом: просчитывая пути отхода вражеской субмарины, меняя поле противолодочного поиска, нарезая новые секторы, организовывая боевую работу полным составом – всем авиакрылом.

В этот раз в ангарах и на палубе «Москвы» не оставалось ни одного вертолёта. Пусты были вертолётные площадки кораблей ордера. Кому-то ещё требовалось «присесть», залиться керосином, возможно, подвесить ударные средства и снова уходить, принимая в эфире с КП: «Задача в воздухе!», разворачиваясь в поисковый порядок.

По траверзу, в боковом остеклении рубки показался «Проворный». Его пострадавший левый борт не был виден, не было видно и огня, лишь по-прежнему над ютом клубился дым.

«С дымом всё ещё густовато», – навскидку оценил Скопин. Отсутствие открытого огня обнадёживало, перебирая в памяти все известные случаи применения противокорабельных ракет, всё же полагал, что одна ПКР, какая бы она ни была от «западных» производителей, не могла сказаться для корабля водоизмещением на 4000 тонн какими-то особо фатальными последствиями. Во всяком случае, мгновенными.

С БПК уже отсемафорили, отбили «радио», обрисовав ситуацию в предварительных и скороспелых оценках: куда прилетело, насколько «приложило». Доклады далеко не бравые – тревожные, что закономерно. Но паника отсутствовала.

Всё изменилось, когда раздался новый взрыв, выбросивший клок огня, дыма, какие-то металлические фрагменты. А затем секундой позже ещё один. И ещё.

Всё говорило о том, что детонировало что-то из своего наличного боезапаса. Или части его.

Корабль окончательно стопорился.

Осколочно-фугасная боевая часть «Гарпун» не причинила столько вреда, сколько пошедшие вразнос собственные ракеты в погребе кормового ЗРК (если, конечно, опустить саму причину огневого воздействия).

Удар по «Проворному» пришёлся в район 220-го шпангоута. Боеголовка UGM-82, характеризующаяся как «проникающая», пробила бортовую обшивку, часть водонепроницаемых переборок, взорвавшись в помещениях кубрика и выгородки вертолётного командного поста, непосредственно прилегавших к погребам боезапаса, куда и проникло пламя.