Он сперва не поверил, но это, бесспорно, ОНА была,хоть и казаласьпереписанной набело,мелом по аспидной темени вечера. Вырослаперед глазами, не вместясь в поле зренья,как не вмещается эпидемия вирусав городские границы.Вот хмурится: «Сколько жераз я тебя просила курить-то бросить?»Это она была – разве что взглядом острее;это, бесспорно, она была, хоть и с кожейцвета такого же,какего ранняяпроседь.– Я у прохожего нынче стрельнул. Впервые.Образ, бледнея, таял.Затяжка. Выдох.Снова она —да плотью табачного дыма.Снова она —забывшая пахнуть дынно,пахнуть живо, словно цветы полевые.– Даша… Пожалуйста, не пропадай из виду!..Даша, пожалуйста, больше не смей… рассеиваться.Впрочем, она и прежде бывала рассеянной;он улыбнулся.А призрак… А призрак – тоже.– Помнишь, меня ты выгнала? Знай: оставилаС чёрной раною, с бездною вместо сердцав этом театре жизни пустым фарисеем насцене греметь, монологом пьесу итожа…Парень умолк потому, что она растаяла;вновь затянулся, выдохнул.– Глупый!.. Миленький,наше-то «вместе» лишь на четыре месяцапережила я.Он драно напрягся мимикой:– Я уже – на год. И, веришь ли, впору повеситься.– Глупый. Там – хуже.– Хуже – с дырой внутри!..Сетует Бог – поневоле, мол, недодал ядней-то им сотню счастливых да двадцать – сверх…– Но…– Да плевать на болезнь твою, Дарья!.. Дарья!..Знаешь, ведь я до сих пор…– Не кури. Не кури…Ночь. Сигарета истлевшая. Сонный светстарого фонаря.Он – к киоску. Нервнопачку порвавши, закуривает вторую,третью, четвёртую… Дымом кашляет в небо:в небову мякоть – чёрную да сырую,словно земля – для спящего в ней молодым.Нет её.Нет её.Нет ЕЁ, будто и не было.Ночь.Одноногий фонарь.Безобразный дым.
Вперёдсмотрящий
Они плевали мне в спину —И было их пруд пруди;Им было, конечно, стыдноЗа то, что я – впереди,Хоть шёл и изрядно хромаяДа ртом побелевши в мел:Туман-то густел, как марля,На ощупь же я лишь умел.Я вёл их. Был всяк, как на исповеди,Кануть боясь, – правдив:Никто не смел в спину выстрелить,Маячащую впереди.