Виршалаим

Пока ещё – больше смысла
в яви, чем в забытьи, —
не снись мне! Совсем не снись мне:
свернуть не хочу с пути.

Ведь знаешь: я здесь – через силу

и так. Потому – не смей!..
Не смей заманить в трясину:
мне рано сродняться с ней

блаженством, как статуе – с нишей,

как букве – с клеткой письма.
Боюсь не того, что снишься,
но жажды вечного сна,

которую будишь этим

искусно, как сказка – эскиз.
До точки в моём сюжете —
не снись мне, не снись, не снись…

Лепестки

Книжку с полки взять и раскрыть.
Из неё – лепестки, лепестки:
точно воспоминанья, пестры
и внезапным сонмом – легки.

Раскружились по спальне в пляс,

как пурга за окном – точь-в-точь.
Эко ж книжка ждала, пылясь,
распахнуться в январскую ночь!..

Пляс густеет – в парке тепло;

лето живо: ещё не прошло.
Вижу джаз, сквозь него – тебя:
ты смеёшься, ещё любя.

Вот цветы у тебя в руках;

пульс всё чаще, а радость – робка.
Жар в груди: всё у нас – впереди!..
Ну иди ко мне! Ну иди!..

Нет, к чему эти стены опять?

В спальне тихо. Я – в январе.
Только б трепета не затоптать,
распестревшегося на ковре!..

Я стою, шевельнуться страшась:

сохранить обещала тебе…
Взявши книжку, захлопну сейчас:
что чужие сказки теперь?

«Я на кончиках пальцев порою…»

Я на кончиках пальцев порою
по небу хожу не спеша,
и холодной лазурной корою
целует оно каждый шаг.

А когда невзначай оступаюсь —

лёд трещит о том, что не глух,
и со сладкою болью палец
в голубую ныряет глубь,

окровавивши грани проруби.

Эту кровь в заре узнаёт
всяк, кто сам так гулять пробовал
и небесный ломал лёд.

Кто по небу бродил пальчиками,

на руках бродил, чуть дыша;
всяк, чей неосторожный шаг
тёплой кровью лазурь пачкал.

Утром синь – и в моих отпечатках:

для того – не хожу в перчатках.

Предпочесть перчатки страданью?

Нет, по небу – лишь босиком.
Я однажды его ударю:
постучусь в него кулаком.

Вижу это спокойно и трезво,

смерти нет мне как таковой:
небо чуть посильнее треснет,
и нырну в него вниз головой.

«Всё глубже во мне, всё мраморнее, всё мертвеннее…»

Всё глубже во мне, всё мраморнее, всё мертвеннее
Твой бьющийся голос некогда ближнего ангела;
Всё проще лица причудливая геометрия,
Всё площе – души твоей голубая алгебра.

Бледнеешь, помнясь: не занимать подлости

Судьбе, которая нас с декабря не сталкивала!..
Но тем лишь я жив, что добрым во мне ты помыслом,
И тем лишь я храм, что во мне ты – святою статуей.

А время идёт – как и я, всё сильней прихрамывая;

Всё глубже, всё глуше памяти заросли наглые…
Как скоро разрушатся бренные стены храмовые!
Как скоро из мрамора в вечность вырвутся ангелы!..

Таррагосподи