Со свадьбы Эстер прошло семь лет. Если бы она сейчас была жива, ее старший ребенок уже пошел бы в школу. Я часто рисовала у себя в голове непрожитые жизни своих четырех старших сестер. У Эстер, решила я, будет трое детей. Конечно же, девочек – Эстер хорошо управлялась с ватагой девчонок. Она будет вести разнообразную жизнь: клуб садоводства, активная помощь в школе, веселые выходные в зоопарке или в ботаническом саду. Ее дорогой Мэтью заведет роман с пышногрудой секретаршей, познакомившись с ней на офисной вечеринке, и начнет являться домой поздно, с нелепыми отговорками и запахом джина на губах. Однажды он погибнет, возвращаясь из командировки в Чикаго, – его самолет разобьется на кукурузном поле.
У Розалинды, несмотря на желание иметь одну дочь, будет двое непоседливых мальчишек-близнецов, которых ей хватит сполна. («С деторождением я
С Каллой и Дафни мне пришлось чуть больше напрячь фантазию: их жизненный путь был не таким очевидным. Однажды они уедут в Европу и снимут мансарду в Париже; Дафни будет рисовать, Калла – писать стихи. Дафни будет зарабатывать на жизнь шаржами на туристов у берегов Сены, а Калла устроится официанткой в кафе, положив в карман фартука неизменный блокнот со стихами. Через несколько лет они вернутся домой. Дафни переедет в Нью-Йорк – я так и вижу ее в черной водолазке и брюках, с мальчишеской стрижкой и ярко-красной помадой; она живет в квартире с «подругой» по имени Марджори или Сюзанна. А Калла найдет покинутый монастырь в Гудзонской долине и станет жить там при свечах. Она будет питаться только хлебом и водой, а крошки скармливать птицам, продолжая писать стихи. При жизни ее работы не будут опубликованы, а умрет она в глубокой старости от легочной инфекции, вызванной древним штаммом бактерий, притаившихся между холодными камнями ее дома.
А как насчет Айрис и Зили, какая жизнь ожидает их? Над этим мне еще предстоит поработать.
В машине я наслаждалась последними минутами свободы, свернув у Гринвича на северо-восток, в сторону дома. По краям проселочной дороги плотно росли деревья, ветви которых прогибались под тяжестью поздней листвы. В воздухе стоял густой цветочный аромат, который всегда наполнял воздух в окрестностях Беллфлауэр-виллидж, и я закрыла окна. Эта навязчивость была типичной для нашего дома – он словно проникал во все поры.
Под конец я решила заехать в пекарню в Беллфлауэре. Обычно я избегала визитов в город и ненавидела каждую секунду пребывания там, но мне хотелось порадовать Зили и купить нам с ней что-нибудь сладкое к чаю. Припарковавшись на Мейн-стрит у кафе-мороженого, я взяла сумочку и вышла из машины. Захлопнув дверь, я увидела за столиком у окна доктора Грина с женой и, видимо, внуками – мальчиком и девочкой. Несколько лет назад доктор Грин вышел на пенсию, а поскольку врачей я избегала, его преемник был мне неизвестен.
Глаза доктора и его жены были устремлены на меня – при этом он смотрел на меня испытующим взглядом врача. Я так же холодно посмотрела на них в ответ: улыбаться и махать им рукой – что, должно быть, от меня ожидалось – я не стала. Потом я резко развернулась и побежала через дорогу в сторону пекарни.
В пекарне была очередь, и я тут же почувствовала раздражение из-за вынужденного ожидания. Когда я заняла место в очереди, стоявшая передо мной женщина обернулась и уставилась на меня. Кто-то улыбнулся, кто-то кивнул, остальные исподтишка поглядывали на меня. Под их коллективным взглядом я переминалась с ноги на ногу и вежливо улыбалась, зажав под мышкой сумочку, словно французский багет, и глядя куда-то вниз.
– Мисс Чэпел! Как редко вы к нам заходите! – сказал мистер Таттл, когда я подошла к прилавку.
Я рассматривала витрину с разложенными на ней пирожными, бутербродами и разного вида выпечкой.
– Я не так часто приезжаю в город, – ответила я, пока остальные изо всех сил напрягали свой слух. Я выбрала меренги с лимонной помадкой и свежей ежевикой – мне казалось, что такое изысканное лакомство должно понравиться Зили. Мистер Таттл упаковал мой заказ, протянул мне розовую коробочку и, улыбаясь, сказал: «Приходите еще!» – а я подумала: «Это вряд ли.
Я остановилась на подъездной аллее, немного не доезжая до «свадебного торта». Вцепившись в руль, я смотрела на наш громадный сахарный дом. Моя автобогиня могла бы унести меня прочь отсюда, куда бы я ни пожелала, и все же день за днем я возвращалась домой.
Все из-за Зили.