Мэтью начал что-то рассказывать, а Белинда достала из кармана платок и поднесла его ко рту. Я вцепилась в перила: это был плохой знак. Мэтью ей не нравился, и все в комнате это знали, хоть и не понимали почему. В то время я не могла себе этого объяснить, все-таки мысли Белинды я читать не умела, даже если их направление было мне понятно; теперь же я вижу это совершенно отчетливо. Для всех вокруг Мэтью был героем войны, но не для моей мамы. Белинда видела в нем подобие своего мужа – человека, занятого в бизнесе убийств. Ей было все равно, кто герой, а кто злодей: она мыслила категориями насилия. Ее муж никого не убивал – на это у него не хватило бы мужества, но для нее он был олицетворением каждого спуска курка винтовок Чэпел. Мэтью же убивал сам – в бомбардировках Токио погибло более ста тысяч человек, включая женщин и детей. Я знаю, о чем думала мама, когда смотрела на него: этими самыми руками, которыми он нажимал на кнопки запуска бомб, он вскоре будет ласкать обнаженное тело ее дочери.
Мэтью замолчал, и Белинда что-то сказала. Ее слов я не расслышала: говорила она тихо, а я была далеко, но в гостиной случилось какое-то замешательство; гости открывали рты и поворачивали головы, и рябь от ее слов морской волной прошла от стены к стене.
– Мама, как ты можешь! – закричала Эстер.
Из кухни прибежала Доуви, чей слух всегда чутко улавливал такое, и они с папой помогли Белинде подняться с дивана. Доуви вывела ее из комнаты – вместе они направились через заднюю дверь в мамин сад. Свежий воздух был для Доуви лекарством от всех неприятности.
В суматохе мама уронила платок на пол у двери, и я спустилась вниз, чтобы поднять его. В гостиную я даже не заглянула – начавшаяся там драма к этому не располагала. Прижав к губам платок с пчелками, я отправилась к себе в спальню. Мне не хотелось смотреть на то, что произойдет дальше. Ситуация была ужасной, но не катастрофической. Катастрофа ждала впереди.
Какое-то время я сидела за столом в своей комнате, делая зарисовки цветка каллы по центру альбомного листа. Вскоре пришла Зили – у нее в руках были наши свадебные платья на вешалках.
– Айрис, ты никогда не поверишь, что случилось! – сказала она. – Эстер не находит себе места. Мама сказала Мэйбрикам, что мы должны отменить свадьбу. Она повторила все, что тогда говорила нам, – «случится что-то ужасное».
Я не слишком удивилась. Не то чтобы поведение Белинды было непредсказуемым.
– Куда ты несешь платья? – спросила я.
Зили рассказала, что Эстер пригласила миссис Мэйбрик и сестру Мэтью наверх, в библиотеку, чтобы показать им свое платье, и мы должны переодеться и тоже показаться им. Мне стало не по себе – я не ожидала, что они поднимутся сюда. Мне казалось, что им уже пора на барбекю в Нью-Хейвен.
Я неохотно скинула свой праздничный наряд и через голову надела «морскую пену». Зили облачилась в свое платье и выбежала из комнаты, радуясь возможности наконец-то в нем покрасоваться. Я же вернулась к столу и снова принялась рисовать, ожидая приглашения в библиотеку. Теперь-то уж Эстер увидит результаты моих проделок – это был лишь вопрос времени. Нескольких минут, если быть точнее. Нет смысла бежать туда сломя голову: лучше пока подождать.
Я еще немного поработала над наброском и вскоре услышала, как по лестнице поднимаются сестры в сопровождении женской части семьи Мэйбрик. Я рисовала, работая над изящным изгибом колокола каллы, а через открытую дверь до меня доносились оживленные голоса. Эстер, судя по всему, оправилась от потрясения, вызванного поведением Белинды, или хотя бы нашла в себе силы вести себя непринужденно перед Мэйбриками. Услышав вздохи «Какая красота!» и «Просто сказочно!», я поняла, что они вошли в библиотеку и увидели безголовую невесту.
– Я так рада, что вам нравится, – сказала Эстер слегка приглушенным голосом, в котором не было привычной мягкости. Впрочем, родственники Мэтью еще плохо ее знали, чтобы это заметить.
Разговор продолжался еще какое-то время – и вот наконец:
– А куда подевался мой свадебный фарфор? Где хрусталь и ваза?
Прошло несколько минут – должно быть, они начали проверять коробки, – а затем голос Розалинды:
– Здесь ничего нет! Где столовые наборы? Где все подарки? Зили, беги скорее, позови Доуви!
Я отложила карандаш. Зили прекрасно знала, кто виноват в этом переполохе, но ничего не сказала – должно быть, боялась, что я ее выдам. Я услышала ее шаги по коридору и вниз по лестнице. Вскоре она вернулась с Доуви, которая была озадачена не меньше других.
– Прислуге в эту комнату заходить не разрешается, – сказала она. – Уборку я провожу здесь сама.
– Но не могли же эти вещи просто испариться! – сказала Эстер с паникой в голосе. – Может быть, их… – сказала она, намереваясь поделиться своей теорией, но вдруг ее тон изменился, и она твердо сказала: – Это мама. Ее рук дело.
– Не думаю, чтобы мама… – начала Розалинда уверенно, но потом задумалась и оборвала фразу на полуслове.