— Ой, Господи, что делается! — опять зашептали подруги, качая головами.
— Так он мне звонил уже из больницы когда лежал и говорит: Мама, на меня еще и дело завели, дескать, я виноват в ДТП, и мне надо оплатить штраф теперь и ремонт машины дочери судьи. Прямо в палату где он лежал приходили из милиции, угрожали, говорит. Что, мол, ты жаловаться не смей, не связывайся! А то хуже будет!
— Ой, Господи!
— С работы его уволили пока был в больнице, он и сейчас еле ходит, деньги, что были, он все на лечение потратил, а еще нужны. Уж я ему из своих накоплений все, что было отправила и полпенсии посылаю. А сейчас присудили ему еще платить триста тысяч за ремонт той машины, что его сбила. А где их взять? Хоть помирай теперь!
И Настасья заплакала, прикрыв глаза рукой. Все помрачнели от услышанного и сидели, опустив головы, не зная что сказать. Наконец Варвара Федоровна робко предложила:
— Давай я Алексею скажу? Он тоже знает кого-то, в Единой России состоял. Может похлопочет и договорится?
Настасья замотала головой:
— Ой, не надо, не надо! Хуже только будет! Они обозлятся и совсем моего Сергея со свету сживут. Мы люди маленькие, кому мы нужны. А там судьи, начальники, богатые все, влиятельные, что захотят, то и сделают. Не надо! Уж мы как-нибудь выпутаемся, откупимся. Сергей в долг возьмет. Внуки помогут, они работают тоже, хоть денег немного, а уж не бросят отца.
Какое-то время все сидели и молча жевали из тарелок. Говорить о грустном больше никому не хотелось. Настасья еще шмыгала носом и утирала глаза салфеткой, но скоро подуспокоилась. Варвара Федоровна достала коньяк, налила всем и предложила тост за здоровье Сергея, сына Настасьи. Выпили. Потом налили еще, и Клавдия предложила тост за дружбу и согласие. Потом еще тост.
Так понемногу обстановка разрядилась, выпивали, угощались, стали говорить о хозяйстве, урожае в этом году, о том что произошло интересного у соседей, что Филипп Киркоров вроде опять хочет жениться на Пугачевой.
Застолье понемногу разгорелось и развеселилось, Варвара Федоровна, после того как допили привезенный коньяк, наливала самогон, которого было значительно больше одной бутылки. Компания уже подзахмелела, и начались застольные песни. Сильнее всех захмелела маленькая Тюлька, жадная на выпивку, она всякий раз выпивала стопку до дна, не пригубливая как другие. Синие глазки ее осоловели, и она часто сбивалась, забывала слова песен и только глупо моргала, глядя на подруг.
Первой затянула глубоким голосом Клавдия — «Ой, цветет калина», подруги подхватили, Настасья и Тюлька пели высокими плаксивыми голосами, Варвара Федоровна пела с чувством, еще вполне звонким голосом и немного в народной манере. Закончили петь эту, и Настасья тут же начала следующую «Ромашки спрятались, поникли лютики». Допели про ромашки, и Варвара Федоровна предложила тост «За здоровье!» За здоровье в деревне пили часто, когда не было праздника или какого-то события, то самый обычный тост был за здоровье. Выпили, пожаловались друг дружке: «Ой, а здоровья-то уж и нет!», «Да, все так и болит, уж насилу хожу!», «А у меня намедни давление упало, так и встать не могла, думала, уж помираю!»
Передохнув, начали опять петь, Тюлька все не успевала затянуть свою песню, пока думала да открывала рот, уже кто-то начинал другую. Первой опять затянула Клавдия, густым альтом: «Ой, кто-то с горочки спустился, наверно милой мой идет», подруги дружно подхватили. Потом спели веселую «Катюшу», потом Настасья начала: «На муромской дорожке» — грустную минорную песню, ее пели, опустив голову и размеренно качали ей в самые драматичные моменты: «Однажды мне приснился ужасный, страшный сон, что милый мой женился, нарушил клятву он» и «Увидел мои слезы, глаза он опустил, и понял, что навеки младую жизнь сгубил». После нее немного посидели, вытирая заплаканные глаза, и Варвара Федоровна затянула свою любимую — «Ленинградскую застольную», песню своего военного детства. Зычным голосом, склонив на бок голову и прикрыв глаза, начала она первый куплет: «Редко, друзья, нам встречаться приходится, но, уж когда довелось, — вспомним, что было, и выпьем, как водится, как на Руси повелось!» Подруги к концу первого куплета подхватили и второй уже пели в четыре голоса: «Пусть вместе с нами семья ленинградская рядом сидит у стола. Вспомним, как русская сила солдатская немцев за Тихвин гнала!» Тюлька тоже подхватывала, но местами забывала слова и ждала знакомых фрагментов. Куплеты повторяли несколько раз и на куплете: «Ну-ка, товарищи, грянем застольную! Выше стаканы с вином! Выпьем за Родину нашу привольную, выпьем и снова нальем!» Тюлька оживлялась, пела бойко, без ошибок и, после слов «выпьем и снова нальем», она энергично взмахивала рукой и повторяла: «И снова нальем!»
Глава 10
Вот так незаметно прошло время, все уже наелись, напились, Варвара Федоровна убрала картошку, закуски и поставила на огонь чайник. К чаю принесла на стол тарелку с конфетами и пряниками, в конце любого застолья было принято пить чай. А неторопливый разговор продолжался: