Вивиен Ли

Через шесть недель после начала съемок Вивиен Ли срочно доставили в клинику, но ребенка сохранить не удалось. Это несчастье оставило настолько глубокий след, что актриса отказывалась смотреть фильм Паскаля в течение шести лет. В феврале, когда сцены с ее участием были закончены, актриса снова заболела: холода не прошли бесследно для ее легких.

Картина заслужила недобрую славу самой дорогостоящей английской постановки: первоначальный бюджет в 470 тысяч фунтов стерлингов составлял более чем солидную сумму для военного времени, однако фактические расходы составили миллион триста тысяч фунтов. К моменту премьеры о картине уже ходила слава самого большого курьеза года. Рецензенты не жалели сердитых эпитетов, но нашли возможность воздать должное Вивиен Ли. Писали о «величаво-мстительной, кошачьей, жестокой царственности», удивлялись глубине и силе эмоций Клеопатры (как будто не видели «Унесенных ветром»!), восхищались профессионализмом актрисы. Как и в Голливуде, Вивиен Ли поражала искусством перевоплощения даже коллег: «Она могла только что держать в руках кроссворд в «Таймс» и уже через мгновение стоять перед камерой, схватывая со спокойной уверенностью все нюансы сцены. Она могла повторять эпизод снова и снова, не теряя точности ритма и интонаций, если сцену переснимали из-за другого актера». В 1939 году этой способности Вивиен Ли удивлялась съемочная группа «Унесенных ветром». Теперь соотечественник актрисы Ф. Баркер объяснял «ее невозмутимость и совершенство техники» влиянием Голливуда!

Клеопатра Вивиен Ли на редкость соответствует замыслу Шоу. Ничто в этой тоненькой девочке с длинными распущенными волосами, наивным и перепуганным взглядом, плавными, впитавшими века движениями не напоминает прежних героинь актрисы. Ее таинственный голос, рожденная темнотой фигурка, бессознательное изящество движений принадлежат героине Шоу. В предыдущих ролях актрисе приходилось идти «от себя». Здесь ей предстояло вобрать в себя мысли, переживания, ужас юной царицы Египта, которая прячется от легионов Цезаря и сталкивается с невеселым воином-философом.

Невинно-кокетливая, обаятельная в своей детской наивности, Клеопатра Вивиен Ли запоминается в то же время стихийным аморализмом и недетской жестокостью. Ее многозначность и многокрасочность сообщают живой интерес прологу. Вместе с Цезарем зрители наблюдают за превращением жертвы в палача, за противоестественным экстазом детской души, получившей свободу повелевать, терзать, уничтожать.

С характерным для нее умением вынести на крупный план внутренний мир персонажа Вивиен Ли все время дополняет первоначальный эскиз образа. Уверенность в помощи Цезаря помогает освободиться от прежних страхов и табу, и в каждой непроизвольной реакции обнажается истинная суть Клеопатры.

Вот она сжимается от страха, только заслышав голос суровой няни Фтататиты. Вот преследует Фтататиту с бичом в руках. Вот с детским восторгом несется за рабом — избить хотя бы его, если Фтататиту защитил Цезарь. Вот, подняв в упоении руки, сверкая горящим взглядом, стоит у трона, восклицая: «Настоящая царица! Клеопатра, царица Египта!»

Сочетание невинности и пробуждающейся женственности, наивной прелести и столь же непосредственной жестокости объясняет тайну обаяния героини Вивиен Ли. Циничная, мстительная и лживая, она может быть преданной, искренней и великодушной, и потому попытка Цезаря превратить этот человеческий материал в человека увлекает так же, как эксперимент профессора Хиггинса с Элизой Дулиттл.

Перелом происходит на Фаросе, где горстка римлян окружена египетской армией и Клеопатре не удается удержать возле себя Цезаря в самый разгар битвы. Юная царица остается в пустоте: детские иллюзии утрачены, мудрость Цезаря недоступна. Можно лишь подражать мудрецу, сознавая свое поражение.

Суровая, повзрослевшая Клеопатра отлично владеет собой. Ее холодное, гордое величие способно обмануть даже злейшего врага — Потина, но Вивиен Ли уверенно раскрывает второй план образа и показывает, что героиня думает и чувствует совсем не то, что говорит.

Клеопатра лишь повторяет слова Цезаря, понимая их по-своему, и в следующей сцене актриса снимает маску. Перед зрителем все та же пусть более опытная и зрелая, но так и не постигшая величия Человека Клеопатра. Стоит Потину обвинить ее в предательстве, и внешнее величие пропадает. Героиня не в силах совладать со своей яростью, негодованием, женской жаждой мести. Эмоции Клеопатры сильнее разума и желания подражать Цезарю.

Критики объявили сцену с Потином самым значительным эпизодом фильма. Того же мнения придерживался Г. Паскаль, пораженный трагической силой игры актрисы. Лично он связывал это с переживаниями Вивиен Ли. Однако, если говорить о трагизме, с каким Вивиен Ли показывает прозрение Клеопатры, открывающей свою беспомощность перед судьбой, трудно выделить какую-то одну сцену. Разве что финал…