Поэтому все партнеры Вивиен Ли с интересом узнали, что она снимется в экранизации пьесы Уильямса под руководством Э. Казана и при участии М. Брандо. Возможно, она бы отказалась, если бы не трудное положение компании «Лоренс Оливье продакшнз». С 1948 года, после вынужденного разрыва с «Олд Вик», Оливье самостоятельно финансировал свои постановки в арендованном до 1954 года театре «Сент-Джеймс». Многие из его предприятий принесли убыток. Поэтому Оливье согласился сыграть главную роль в фильме У. Уайлера «Керри», а Вивиен Ли подписала договор с компанией «Братья Уорнер».
За исключением Вивиен Ли, остальные актеры уже играли под руководством Казана в Нью-Йорке. Поэтому режиссер пригласил ее остановиться в его доме, чтобы обсудить роль до начала съемок. Прийти к соглашению не удалось. Актриса не могла смотреть на героиню глазами Стенли и отстаивала свою точку зрения: «Я хотела, чтобы зрители видели, какой была Бланш, когда полюбила своего мужа, в свои семнадцать или восемнадцать лет. Это очень важно, потому что Бланш — совсем не обаятельная личность, но… Нужно знать, какой она была и почему это случилось с ней. Ее сестра помогает фразой: «Я не знаю никого, кто был бы так нежен и доверчив, как она». Это очень важная строчка, и я ссорилась из-за нее с Казаном. Я не могла согласиться с тем, как это говорилось. Эти слова («нежная и доверчивая») необходимо подчеркнуть, потому что это замечательные слова и они помогают представить Бланш, когда она была нежной и доверчивой — в противоположность тому, чем она стала: циничной и жестокой, безумной, больной, измученной».
Другим моментом, от которого зависел успех фильма, были взаимоотношения двух ведущих актеров. Первое время Вивиен Ли и Брандо относились друг к другу с большой осторожностью. Как вспоминает Э. Казан, «ей понадобилось несколько недель, чтобы чувствовать себя с Брандо непринужденно. Потом она восхищалась им, хотя знала, что в искусстве они олицетворяют два противоположных полюса. Они уважали друг друга и работали вместе отлично, но дистанция все равно оставалась. Я пользовался тем, что она принадлежит другой цивилизации, другому образу жизни — это каким-то образом соответствовало взаимоотношениям персонажей».
В споре относительно Бланш актриса не уступила, однако это не испортило отношений с Казаном, которому импонировала ее фанатическая самоотдача. Большинство актеров боялось режиссера, добивавшегося от них «невозможного». В Вивиен Ли Казан встретил союзницу: «Я восхищался ею, ибо она никогда не переставала стремиться к совершенству. Она никогда не бывала удовлетворена, и, скажи я ей: «Давайте попробуем еще раз!», она бы поползла по битому стеклу, чтобы добиться от себя еще лучшего результата».
Впервые за многие годы Вивиен Ли была в восторге от атмосферы на съемочной площадке: «Фильм снимался три месяца, и мне дорога каждая секунда, проведенная в студии. Я не могла дождаться утра, чтобы попасть на съемочную площадку, и мне не хотелось уходить вечером. Сценарий оставался без изменений, каждый знал его и хотел помочь, начиная с реквизитора, который говорил: «Что, по вашему мнению, должно быть на столике у кровати Бланш?»
Самая сложная проблема возникла в ходе съемок, когда ведомство Хейса потребовало исключить даже намек на то, что муж Бланш был гомосексуалистом. Несмотря на усилия Казана, Ли и Уильямса, им удалось добиться только смутной фразы: «Мой муж не был похож на других мужчин».
Это не помешало Вивиен Ли сохранить верность своей интерпретации и добиться одного из самых больших своих достижений. В истории кино 50-х годов Бланш останется столь же характерной и необходимой фигурой, как Джельсомина и Кабирия Феллини, персонажи Бергмана и Куросавы или героини Антониони.
Как прежде, актриса сталкивает героиню с враждебным окружением, однако Бланш уже не хватает сил предпочесть компромиссу смерть, впервые достоинство, красота духа и интеллект унижены и втоптаны в грязь. Не способная сжиться с отвратительной реальностью, героиня Вивиен Ли служит индикатором духовного состояния общества. Ее бегство в мир вымысла и фантазии (безумие для Стенли) сигнализирует о такой дегуманизации общества, которая не может быть безопасной и для «здоровых» — менее чутких к пошлости и несправедливости, более равнодушных людей. Деградация Бланш — свидетельство общественного неблагополучия, и в этом секрет воздействия картины.
С первой сцены на вокзале Вивиен Ли подчеркивает одиночество героини и непреодолимую враждебность непонятного, пугающего ее мира. Испуганно и растерянно смотрит Бланш на прохожих. Озираясь, обходя встречных, разыскивает жалкую и грязную улицу с пышным названием — Елисейские поля! Услышав громкие звуки джаза, в испуге бросается на противоположный тротуар.