Византийский сатирический диалог

23. Речи тянулись бесконечно. В результате я, бедняга, поддался на уговоры Кратона прийти в несчастный день на сборище этих обманщиков — ведь он утверждал, что сам принял все посвящения. И вот мы минуем железные ворота и медные пороги,[69] взбираемся по бесконечным лестницам и наконец оказываемся в золоченом покое, похожем на чертог гомеровского Менелая.[70] Я принялся все жадно разглядывать, как некогда итакийский отрок,[71] но не Елена, клянусь Зевсом, предстала мне, а какие-то вперившие глаза в землю бледнолицые люди.[72] Наш приход их обрадовал, они поднялись навстречу и стали расспрашивать, нет ли дурных новостей. Я понял, что они жаждут услышать наихудшее и упиваются несчастиями, как Эринии[73] в трагедии. Сбившись в кучку, они пошептались между собой, а потом обратились ко мне с вопросом:

Кто ты такой, человек, кто отец твой, откуда ты родом?[74]

С виду ты как будто человек порядочный. Я в ответ: «Теперь, как я погляжу, порядочных людей везде немного. Зовут меня Критием, а родина у нас с вами одна».

24. Тогда эти парящие в небесах мужи спрашивают: «Что делается в городе и вообще на свете?». Я говорю: «Все прекрасно и будет еще лучше». Они в знак несогласия поднимают брови: «Неправда, город бременеет бедами». Я тогда начинаю говорить напыщенно, как они: «Вы, вознесшиеся на небеса и словно с высот зорко взирающие на все, мудро прозрели и это. Ну, а как дела в высях? Затмится ли солнце, очутится ли луна между ним и землей? Станет ли Марс под прямым углом к Юпитеру, а Сатурн насупротив солнца? Вступит ли Венера в соединение с Меркурием и зачнет ли Гермафродитов,[75] которые любезны вашему сердцу? Хлынут ли на пас потоки дождей или земля покроется толстым слоем снега, взыщут ли нас град и ржа, чумные поветрия и голод? До краев ли полон кувшин с громами и есть ли запас молний в хранилище?».

25. А они с видом непогрешимых мудрецов продолжали болтать свой излюбленный вздор, что скоро-де все изменится, в городе начнутся смуты и волнения, а войско будет разбито врагами. Я был вне себя и, сразу вспыхнув, словно подожженный дуб,[76] пронзительно закричал: «Не много ли вы на себя берете, треклятые людишки, точа зубы на мужей с истинно львиными сердцами, кто отвагой дышал, кто с копьем и шумящим султаном на шлемах. На ваши собственные головы падает все зло, которое вы сулите родине! Ведь ни на каких небесах вы не слышали про эти напасти и не постижением многотрудной астрологии о них узнали. Если же вас одурачили предсказатели и шарлатаны, вы глупцы вдвойне, ибо все это бабьи сказки и выдумки, которые могут тешить только глупых старух!».

26. Триефонт: Что же. милый Критий, сказали в ответ эти люди с куцыми мозгами?

Критий: Мимо всего этого они прошли, прибегнув к следующей хитроумной уловке: «Мы, говорили они, десять дней не принимаем пищи, не смыкаем глаз и за всенощными песнопениями видим подобные сны».

Триефонт: А что возразил ты? Ведь их речи могли кого угодно поставить в тупик.

Критий: Будь спокоен, я оказался на высоте и прекрасно вышел из положения: «Значит, слухи, которые идут о вас в городе, справедливы: все это приходит вам на ум во сне». Они ехидно улыбнулись и говорят: «Однако сны эти мы видим не в постели». «Завсегдатаи небесных круч, — обратился я тут к ним, — даже если это правда, вы никогда не познаете грядущего, но, обманываясь снами, будете нести вздор о том, чего нет и никогда не будет. Не пойму, как можно до такой степени верить снам, чтобы, городя подобную чепуху, гнушаться всего прекрасного и черпать усладу вдобавок без всякой пользы для себя в том, что отвратительно. Лучше бросьте свои безумные видения, зловещие прорицания и надежды, пока бог не послал вас к воронам[77] за зложелательство городу и обманные измышления».

27. Тут они все единодушно набросились на меня с отчаянной бранью; если хочешь, я перескажу и поношения, от которых я обратился в безгласную глыбу камня, пока твои разумные речи не прогнали мой столбняк и не сделали меня снова человеком.

Триефонт: Молчи, Критий, и не повторяй глупостей; видишь, как у меня от них, словно у беременной женщины, вздулся живот? Подобные речи губительны, как укусы бешепой собаки; если мне не полегчает от какого-нибудь успокоительного снадобья, — они угнездятся во мне и причинят немалый вред. Так что не вспоминай ни о чем, а читай молитву, начинающуюся с «Отче»,[78] а потом славословие со многими обращениями.

28. Но что я вижу? Не Клеолай ли это спешит сюда, шагая широко.[79] Окликнем его?

Критий: Конечно!

Триефонт: Постой, Клеолай, не пробегай мимо!

Привет, о странник, если новость ты несешь.[80]

Клеолай: Будьте здоровы, неразлучная пара!

Триефонт: Куда торопишься? Смотри, как ты запыхался, Клеолай. Уж не случилось ли чего?

Клеолай;

Падут и Сузы славные,
Арабов тоже покорится вся страна
Руке могучей грозного властителя.[81]