Вижу зелёный!

—      Да, чуть не забыла. Тут к тебе Сергей приходил. — Она помолчала и осуждающе добавила: — По-моему, от него попахивало. Хоть бы ты, как друг, на него подействовал, а то ведь парень может плохо кончить, совсем с пути собьется.

—      Ладно, мам, поговорю я с ним. А чего он приходил?

— Там он тебе записку оставил. На столе лежит.

Толик повесил полотенце на гвоздик и рванулся в свою комнату. На письменном столе действительно лежала записка. В ней нетвердым Сережкиным почерком было написано:

«Старик! Тебя не застал, а надо бы потолковать. Приду завтра в цех. Удобно? Сергей».

«Интересно, о чем это он хочет потолковать со мной? О Заводном? Вряд ли, Серега почти его не знает. А что выпивали вместе с ним — так что об этом толковать. Может, о Милке?»

Толик подумал так и удивился: с какой стати пришла ему в голову мысль о Миле. И вдруг вспомнил теплое прикосновение ее губ к его щеке тогда в совхозе, сердце его забилось быстро и жарко. «Ну ладно, завтра узнаем, что ему нужно», — подумал Толик, отгоняя неожиданную мысль о Миле.

Сергей пришел только в обеденный перерыв. А до этого Толик «вкалывал» вовсю. С самого утра Иван Алексеевич доверил ему разборку контактора с электровоза Н-8. Каждая гайка была затянута на совесть, и пришлось повозиться. Особенно не поддавалась одна и, конечно же, по «закону бутерброда», в самом неудобном месте. Никак к ней не подлезешь. Ключ все время срывался. Толик уже дважды в кровь разбил суставы на пальцах. Наконец он вроде бы крепко накинул ключ на гайку, оставалось только нажать что есть силы. Лишь бы стронуть первый виток, а там пойдет.

И в это время сзади раздался голос Веры:

—      Здравствуй, Толик!

Он зло подумал: «Вот приперлась не вовремя». И сердито буркнул:

—      Здравствуй.

Он слышал, как она дышала за его спиной, но не оборачивался, а еще раз проверял ключ, крепко ли накинут на гайку.

—      Ты обиделся, что я не дождалась вчера? — снова раздался сзади ее голос. — Я ждала, ждала... Но уж очень долго у вас было. Я и ушла.

—      Зачем же, мамзель, неправду говорить? — неожиданно раздался сзади голос Олега. — Ведь я видел собственными глазами, как вас увел Борис Жирнов из автоматного.

— А ты чего не в свое дело лезешь? — зло ответила ему Вера. — Никакого Бориса я не видела.

—      Ну зачем же так грубо! Во-первых, я не лезу, а устанавливаю действительное положение, как все было. А во- вторых, не люблю, когда врут, даже если это очаровательные девушки, и особенно, когда врут моим друзьям.

Ключ снова сорвался, и Толик снова ударился уже разбитыми пальцами. Он закусил губу, чтобы сдержать готовое сорваться с уст ругательство, поднялся с коленей и повернулся к ним. Наверное, лицо его было по-настоящему страшным, потому что Вера в испуге отшатнулась:

—      Не верь ему, Толик! Врет он!

— А-а, мне все равно, врет он или правду говорит, и кто тебя увел: Жирнов или Постнов, Маслов или Сметанин. Ты зачем сюда пришла? Если дело есть, так говори, а если просто так лясы поточить, то не мешай людям работать!

—      На вежливом языке, мамзель, — уточнил Олег, — это значит: позвольте вам выйти вон.

Вера посмотрела на него, потом на Толика, закрыла лицо руками и выбежала из цеха.

—      Пошто девку обидели? — проворчал Иван Алексеевич.

Толик, не отвечая, снова склонился над контактором, пытаясь накинуть ключ на вредную гайку.

—      И ты тоже, — переключился мастер на Олега. — Чего, спрашивается, вмешиваешься? Они и без тебя разберутся.

—      Э-э, нет, Иван Алексеевич, — весело ответил ему Олег. — Принцип невмешательства в чужие дела — это у нас только в отношениях между государствами. А в данном случае следует руководствоваться правилом морального кодекса строителя коммунизма: «Не проходите мимо!» Вот так-то.

— Больно умен стал, — проворчал мастер.

—      Умен не умен, а Толика на съедение этой змее не отдам. Ишь, какая: с одним ходит, а другому голову морочит!

До обеда Толик разобрал-таки контактор, но настроение его не улучшилось. Обедать пошел в столовую. А когда вернулся, его уже поджидал Сергей.

— Привет, милорд, — вскричал он, встречая Толика.

— Сказал могильщик, встречая катафалк в воротах кладбища, — криво усмехнувшись, ответил Толик, продолжая их старую игру.

— Что так хмуро?

— Да вроде бы радоваться нечему.

—      Это точно. Садись, покурим. Время еще есть.

Они присели. Толик взял предложенную сигарету, но курил не затягиваясь, не в себя, как говорят мальчишки, а просто выпуская дым изо рта.

—      Что ж это вы с Заводным так сурово? — после некоторого молчания спросил наконец Сергей; Толик сделал затяжку поглубже, закашлялся, смял сигарету и отбросил ее в угол.

—      Ты с ним тоже пил?

—      И не только я.

—      Знаю. Вот за это и наказали.

Они снова помолчали. Толик вспомнил слова матери, сказанные накануне.

— Ты бы тоже, Серега, поменьше выпивал. К добру твоя выпивка не приведет.

—      Это что, душеспасительная беседа? — окрысился Сергей. — Или очередная нотация?

—      Не лезь в бутылку, чудик. Я по-товарищески, ради твоей же пользы.