Вижу зелёный!

—      Дыхнул я в трубку, она и покраснела! А я почем знаю, отчего она покраснела! Может, такая стеснительная попалась.

— Да ты же в стельку пьян был! — не выдержал комсомольский секретарь.

—      В стельку — это только сапожники напиваются! — выкрикнул Михеев. — А он машинист!

—      Был машинистом, — поправил Костя.

—      Ну был, — не сдавался Михеев. — Раньше машинисты, которые на паровозах ездили, так те в дым напивались, а теперь электровозники в дугу, то бишь в пантограф!

Все засмеялись.

—      Не был я пьян, — совсем осмелел Корин. — Если бы прежняя водка была, доуказная, другое дело. А от этой — сколько ни выпей, через два часа трезвый, как огурчик. Ее ж из опилок теперь гонят!

В зале снова рассмеялись. А Корин, почувствовав в этом смехе поддержку, обнаглел:

—      Вот. А теперь из-за такого пустяка из машинистов выгнали. Не-е-ет, я этого так не оставлю! В Куйбышев напишу! А не поможет — в Москву!

— Ты обиженного героя из себя не строй, — сердито сказал Сергеев. — И собрание в балаган не превращай. Мы не шутки шутить сюда собрались, а поговорить с тобой и серьезно предупредить.

—      Верно! — выкрикнул Саня Чубчик. — Ты бы, Анатолий, честно покаялся, так, мол, и так, совершил глупость, простите, товарищи, больше не буду.

—      А ты что за святой тут выискался? — зло огрызнулся на него Корин. — Или сам никогда не пил? Да вместе со мною сколько раз выпивал!

Саня Чубчик покраснел и поднялся. Руки его с такой силой сжали спинку впереди стоящего стула, что она затрещала. Все сидящие в зале повернулись к нему.

— Нет, не святой я, — медленно, глуховатым голосом проговорил Саня. — Выпивал. И с тобою выпивал, и с другими. — Голос его окреп, приобрел обычную силу, побелевшие пальцы разжались и отпустили спинку стула. — Пил, но не напивался! Выпивал, было, после игры, перед отдыхом, за праздничным столом. Но перед игрой, а особенно перед работой, — он повысил голос, — никогда! А ведь моя работа не то что у тебя. Если я с похмелья промахнусь и молотом по наковальне врежу, от этого никому особой беды не будет. А если ты спьяна семафор проедешь и в хвост другому составу врежешь, сколько беды наделаешь! — Он передохнул и заговорил уже спокойно. — Не хотел я сегодня выступать, да и не мастак говорить. Ты сам заставил. Вспомни, сколько мы с тобой цацкались да нянькались в прошлом году. Вон капитан, — он кивнул на Костю, — два раза тебя из вытрезвителя вытаскивал, от неприятностей спасал. А в Сызрани на первенстве дороги? Считай, из-за тебя в финале кубок упустили.

—      Так уж из-за меня, — огрызнулся Корин.

—      А из-за кого же? Кого судья с поля выгнал за то, что нетрезвый был? Вот и пришлось нам два тайма вдесятером играть. Из-за этого и проиграли. — Он еще помолчал, словно решая, сказать или нет, потом, очевидно решив, продолжал: — Хорошим ты игроком был. А теперь, я так считаю, команде от тебя больше вреда, чем пользы. Поэтому... гнать тебя надо из команды!

В зале загудели. Раздались голоса:

—      Ну, это ты, Чубчик, хватил!

—      Сразу и гнать?

— А кто играть будет?

—      Такими игроками прокидаешься!

— Да, гнать! — повернулся Саня туда, где сидел Михеев с дружками и откуда, в основном, шли выкрики. — Вот Заводной сказал, что я с ним выпивал. И все мы после игры. А кто всегда организатором был? Кто деньги выбивал и за водкой бегал? А ведь в команду и вот такие приходят, — кивнул он на покрасневшего Толика. — Да и вчера, я уверен, они того юнца не только спаивали, но, пожалуй, на его деньги еще и пили. Поэтому я считаю, что он не себя, а команду нашу позорит.

—      Верно, — поддержал его Костя. — Ведь не его винят, а всю команду. Сегодня меня секретарь парткома вызвал и говорит: «Что это у вас в команде делается? Пьют, трудовую дисциплину нарушают». И все во множественном числе.

—      Вот я и говорю: отчислить его из команды. И других любителей закладывать за воротник предупредить.

— Ты лучше себя предупреди! — выкрикнул Михеев.

— И себя тоже, — согласился Саня.

Костя предупреждающе поднял руку ладонью вперед.

—      Как капитан я заявляю, что с выпивками после игры покончено. И сам не буду и другому никому не дам. А Корина предлагаю из команды отчислить. Временно, конечно, если он найдет силу воли и бросит пить.

—      Я и сам уйду! — взорвался Корин. — Что, на «Локомотиве» свет клином сошелся, что ли? Да меня в любую команду примут. А на вас и на вашу команду положил я... — и он грязно выругался.

В зале возмущенно загалдели:

— Ну ты, полегче на поворотах!

—      Тормози лаптем, семафор проедешь!

Корин испуганно оглянулся — уж слишком резко изменилась обстановка. Только сейчас, пусть не все в зале, но поддерживали или сочувствовали ему, а теперь все были настроены против него. Он сорвался с места и выбежал из зала.

—      Еще попросите вернуться! — крикнул он у выхода и хлопнул дверью.

Дождавшись, когда шум в зале несколько утих, Костя спокойно сказал:

— Значит, так, товарищи, Корина из команды отчисляем. Я думаю, голосовать нет надобности.